– Нет, так мы в аэропорт точно опоздаем! – горестно вздохнул
Вадим, от злости ударив по рулю.
Витольд Стрельников оторвался от договора, лежащего на коленях
вместе с пачкой других бумаг, и рассеянно глянул вперед. Пробка
впечатляла. Загорались огни светофора. Красный, желтый, зеленый. Но
ни одна машина не сдвинулась с места. Сколько хватало взгляда,
впереди все три ряда стояли намертво.
– Авария, – буркнул Витольд. Тяжело вздохнув, он положил
подписанные листки в пластиковый уголок к остальным документам,
сунул все в портфель, немного повозившись с застежками. Перебросил
на заднее сиденье и посмотрел по сторонам.
– Авария, – устало повторил он.– Смотри, по той стороне
едут…
– Если авария, то точно опоздаем,– пробормотал Вадим. – Ты ж
обязательно из машины выпрыгнешь и побежишь помощь оказывать.
– Естественно!– отрезал Стрельников и демонстративно отвернулся
к окну. По тротуару спешили люди. И двигались они куда быстрее
машин. Витольд лениво перевел взгляд на дорогу: ситуация ничуть не
поменялась. Лишь в обратную сторону движение казалось оживленным.
Наверное, действительно авария. И кто знает, если не приехала
скорая, придется остановиться и оказать первую помощь. Как и
положено врачу. Но лучше б, конечно, чтобы скорая уже приехала и
останавливаться не пришлось. Потому что его ждут самолет, девушка
Инна и солнечная Барселона. Там ему предстоит сделать доклад на
симпозиуме онкологов. А время поджимает, успеть бы до окончания
регистрации. Иначе прахом пойдет и сама Барса, и симпозиум. Только
девушка Инна не денется никуда.
На противоположной стороне, за оградою, виднелся парк. Огромный,
разбитый еще до революции, и тянувшийся несколько кварталов вдоль
центральной улицы города. За узкой пешеходной дорожкой строились в
ряды каштановые аллеи, дарившие в такую жару сумрак и прохладу. В
тени гуляли мамаши с детьми, старики сидели на лавочках.
Он и сам любил это место. В детстве они с Сережкой, самым лучшим
другом, катались здесь на каруселях и лодочках. Бегали и орали,
целились друг в друга из игрушечных пистолетиков. А сзади шли его
старшая сестра Агата и мамОля, Сережкина мама, и болтали без
умолку. Позже, через много лет, он гулял по этим дорожкам с Мэри.
Они бесцельно бродили по мокрым аллеям, он держал зонт над их
головами, и, кажется, именно тогда Мэри взяла его под руку первый
раз. Очень хотелось поцеловать ее, но он не посмел. Последний раз в
парк он приходил зимой с женой и с сыном. Лет пять назад. Катал
Леньку и Мэри на санках. И чувствовал себя самым счастливым, как
последний дурак. А потом все закрутилось и поменялось. Настала
другая эпоха. Пришли успех и слава, а вслед за ними – огромные
деньги, принесшие соблазны новой, ранее недоступной красочной
жизни. А счастье, как-то потихонечку просочившись, ушло по капле,
словно его никогда и не существовало.
И Сережка, лучший друг, отдалился, и отношения стали натянутыми.
Может, по приезду из Барселоны позвонить, свидеться. Время все-таки
лечит. Лучший доктор на все времена. А Мэри… А вот из-за Мэри ему
точно гореть в аду.
Витольд еще раз прошелся ленивым взглядом по дорожке. Ничего не
изменилось. Мирно гуляли люди. На площадке перед входом в парк
обнимались счастливые влюбленные, радуясь встрече. Высокий
смазливый парень вручал цветы девушке. Хрупкой блондинке в
облегающем ярком платье: огромные красные цветы распускались на
сером фоне. Там еще на цветах расселись синие птицы. То ли совы, то
ли попугаи. С такого расстояния непонятные науке пернатые сливались
с фоном и цветами, образуя невнятные пятна. Но Витольд точно знал,
что там они есть. Тот еще наркоманский сон. Том Бейкер, Лондон.
– Сто-о-о-оп!
