Дневник. Запись первая
Всё кругом внезапно стало серым, тусклым и безжизненным. Я даже не заметил, как это произошло. Никто этого не заметил. Просто шутки и болтовня мгновенно выветрились, будто эта серость вытянула из нас все звуки.
Бойцы в кузове собрались разные. Некоторых я почти не знал, но молодых, совсем уж необстрелянных не было. Все знали, куда едут. В меру шутили, поддерживали бодрость. И тут умолкли. Словно каждый здесь, попав в дымку тумана, за мгновение смирился с тем, что уже не вернётся.
Серость необычная. Я осторожно высунул голову и осмотрелся. Только что небо было голубое, точно помню, и уже одни тучи.
Что-то очень странное, неуловимое, что-то пугающее в этой пустоте. Такое, что даже те, кто в бою уже побывал, молчали. Только что, ещё секунду назад была весна. А теперь в округе попрятались все листья. Каждая травинка. Как будто бы каждое цветное пятно исчезло.
Все это почувствовали разом. Исчез горизонт. Когда это случилось?
Словно мы прошли рубеж. Все это почувствовали. В кузове потому и стало тихо. Это был первый удар, с которым мы должны были справиться.
Тогда беспокоило одно.: как много из нас сможет вернуться туда, где весна ещё не закончилась?
Турбулентность
– Капец, э! Это что за серость?!
Звонкий кавказский акцент разбивает молчание, дрожащее от грохота мотора.
Камаз трясёт на неровной сельской дороге. Слякоть, сырость. Осень, посреди весны.
– Даже в самом глухом ауле в самый скучный день его жизни, – снова и снова пронзает он пальцем воздух, – и то веселее!
Говорит он уверенно и громко. С живостью. Поддерживая жесты резкими взрывами голоса.
– Хм-хм-хм-хм-хм, – расплывается накатом дружный хохот.
На улице и впрямь странная атмосфера. Похолодало в одно мгновение. Следом тянется колонна, и часть машин уже не видно.
– Хуже, чем в квартире моей бывшей. Которую она отобрала после развода.
Лёгкий хохот выветривается рычанием мотора. Бойцы оборачиваются, смотрят на товарища. Кавказец жестом просит соседа уступить ему место, подсаживается и кладёт на плечо руку.
– Э, что ты рассказываешь, да? Если хорошая девушка, то не ушла бы. А если плохая, то не ушла бы от СВОшника.
Он смеётся, ударяет по спине. Остальные всё ещё глядят.
Слегка озадачено хмурится сержант в глубине кузова. Он сидит у выхода, так что видит и слышит всё.
Впрочем, военный на шутку реагирует спокойно.
– Когда она узнала, что я еду на СВО, то сказала, что прощает меня и разрешает вернуться.
Горячий южный нрав в бойце с позывным «Аул», от такого ответа вскипает.
– А ты что?
Военный молчит пару секунд. Улыбается.
– После трёх лет брака? Здесь явно будет проще, чем с ней в постели.
Бойцы опять смеются, и это хорошо. Шутить стало тяжело. Атмосфера холодная и неприветливая. Совсем не по сезону. То и дело мерещится свист и жужжание. В любой момент приходится ждать прилёта. И в такой атмосфере как никогда важно не рассыпать нервы на пустыре.
Напротив тоже заводится короткая беседа. Один из бойцов заглядывает в блокнот к связисту.
– Что пишешь? Рэпчик для подруги?
Тот сразу прячет записи в нагрудный карман.
– Ничего такого.
– Да дай посмотреть.
Машина подпрыгивает на кочке. Слегка встряхивает. Опять молчание. Тихий мрак незаметно опускается на землю. Неуловимый, незаметный и непредсказуемый.
В стороне мелькает пятно. Бесшумный, тёмный, безжизненный кусок убийственной стрелы, благословлённой Марсом, показывается на мгновение. В следующую секунду он подбрасывает в воздух сразу три машины, шедшие следом.
Взрывная волна ударяет прямо в лицо. Грязь, осколки, ошмётки, обломки. Всё разом летит во все стороны. Грузовик бросает в сторону.
Связист чуть не вываливается. Его успевает схватить кто-то из бойцов и швырнуть на пол. Остальные подхватывают и протаскивают дальше. Своих никто не бросает.
