1.
Лёля, она же Ольга Владимировна Склодовская, загремела в
больницу не вовремя. Впрочем, разве такие вещи с кем-то случаются в
подходящее время?
Конец апреля - время, не подходящее от слова совсем. Потому что
конец учебного года. Мероприятия ко Дню победы, потом экзамены.
А она удумала уехать на скорой прямо с работы. Хорошо, хоть
уроки закончились. Да ещё и в экстренную кардиологию. Скажите
спасибо, что не в реанимацию.
Про то, что она не сдала журнал инструктажей по технике
безопасности, ей всю дорогу до больницы бухтела в трубку
заместитель директора по безопасности. Носатая бесцветная
Ниночка.
Лёля слабым голосом отвечала, что всё обязательно сдаст. Вот
только никак не поймёт, почему нельзя напечатать список класса на
компьютере, и какую юридическую силу имеют подписи
одиннадцатилетних пятиклассников.
Ей в ответ на полной громкости летело что-то вроде "Ольга
Владимировна, Вы как всегда хотите казаться умнее всех".
В какой-то момент врач скорой, простая тётка с крашеными хной
волосами, одним движением забрала у неё трубку. Рявкнула туда:
"Если у меня пациент помрёт, засужу тебя, суку!".
- Спасибо, - только и прошептала Лёля, откидываясь на
носилки.
- Обращайся, - хмыкнула врач, пристраивая тонометр, - А ещё
говорят, что в скорой собачья работа.
Из машины скорой помощи ей не дали выйти своими ногами. Вывезли
на каталке.
Лёля прижимала к боку свою сумочку и думала о том, насколько
по-дурацки она сейчас выглядит. В сапогах на шпильках, узкой тёмной
юбке ниже колена и тонком кремовом джемпере. Наверное, не
переобуйся она, выглядело бы совсем смешно. В лодочках на каблуке и
в очках она смотрелась бы и вовсе эпично. Хотя и в сапогах тоже
фигня какая-то. Она плотно сжала колени. Под юбку задувало.
Весь этот поток мыслей пронёсся в голове, пока её, как бревно,
грузили в большой лифт со скрипучими металлическим дверями. Пока
катили в приемное отделение.
В приёмном она очередной раз поразилась медицинской
бесцеремонности. С ней обращались как с неодушевленным говорящим
предметом. Уж точно лишеным всякого интеллекта и права на
мнение.
Она так же лежала на каталке в странной позе "ножки иксиком",
пока ей задавали все положенные при приёме в стационар вопросы.
Голова кружилась. В груди пекло. В глазах плясали зелёные круги.
А Лёля всё силилась понять, зачем её сейчас спрашивают про место
работы и семейное положение. Потом решила, что, возможно, это
важно. И почти отключилась.
Тут вопросы как-то резко иссякли. Сумочка вывалилась из
ослабевших рук. Ей послышалось что-то вроде "Твою мать...", и
почувствовалась, как каталка пришла в движение.
Очухалась она на какой-то диковинной кровати, подключенная к
куче приборов. Боль в груди отступила.
И первая мысль была о дырке на колготках. Ведь кто-то же снял с
неё одежду, пока она была без сознания. И облачил в больничную
рубаху. А значит видел дырку на правом носке. Лёля покрутила
головой. За окном была уже ночь. В палате их было трое. На тихо
пикающих аппаратах только она одна. Всё же не реанимация.
За стеклянной дверью мелькнул силуэт. В палату тихо зашёл врач.
Подошёл к её кровати.
- Как Вы себя чувствуете? - едва слышно спросил мягкий мужской
голос.
- Уже лучше, - так же шёпотом ответила Лёля.
Сказать мужчине, что ей нужно в туалет она стеснялась.
- Если нужно в туалет, то я позову нянечку. Она подаст утку, -
будто прочитал её мысли доктор. Лёля густо покраснела. Врач был
явно молод. Хотя в темноте она видела только его светящиеся глаза и
чёткий профиль.
- А самой как-то можно? - умоляюще прошептала она.
- Можно. Со мной можно. Только без резких движений.
Мягко подставив Лёле под спину свою тёплую ладонь, врач
приподнял её. В сидячем положении голова закружилась снова.
