Развод. Не истинная для дракона

Пронзительный детский плач разрезал ночную тишину.

Я кое-как оторвала тяжелую голову от подушки и попыталась разлепить глаза. Получилось с трудом – сказалась накопленная за минувшие полгода усталость.

– Это невозможно, – раздался сбоку холодный голос Эдварда. – Почему она опять плачет?

Я понимала его недовольство. В последнее время Эдварду приходилось трудно. Будучи высшим магистром ордена хранителей, он много трудился на благо королевства, защищая его от магических угроз.

Вполне логично, что дома Эдвард хотел отдохнуть, а не слушать детские крики. Тем более, что за минувшую неделю это был первый раз, когда он пришел ночевать сюда, а не остался на работе.

– Потому что она маленькая и у нее режутся зубки, – вздохнула я, поднялась и поспешила к нашей крошке Белль.

– Так сделай с этим что-нибудь, Тесса. Ты же ее мать, – донеслось недовольное мне вслед.

Я промолчала, хотя на глаза навернулись слезы.

Он просто устал, поэтому груб. Так бывает. Я тоже устала сверх меры – нашей малышке исполнилось всего шесть месяцев, но с самого рождения ее нельзя было назвать спокойной.

Она отказывалась идти на руки к другим людям, и плакала, стоило мне только покинуть поле ее зрения. Поэтому я не могла рассчитывать на нянечек или кормилиц. Не могла куда-то отойти даже ненадолго. Не могла толком спать или уделять достаточно внимания Эдварду.

После рождения Белль моя жизнь перестала принадлежать мне и стала крутиться вокруг нее. Впрочем, несмотря на усталость и все остальное, дочку я безусловно любила.

– Может ты и не дракон, как папа, но характер у тебя поистине драконий, – прошептала, взяв Белль на руки.

Ничего. Еще полгодика и станет легче. А потом малышка начнет ходить, и Эдварду станет интересно проводить с ней время.

Когда Белль только родилась, он был счастлив до безумия. Сказал, что мы вдвоем смысл его жизни, и что он всегда будет заботиться о нас.

Первые два месяца Эдвард действительно старался помогать, возвращаясь домой. Но Белль никак не могла к нему привыкнуть и плакала, поэтому вскоре он перестал подходить к дочери, чтобы лишний раз не беспокоить ни ее, ни меня.

А затем на него навалилось много работы. Что конкретно происходит Эдвард мне не рассказывал, но уже месяц он ходил хмурым и подавленным. Стал иногда срываться на мне или Белль, задерживаться до ночи, а порой и вовсе не возвращаться.

– Ничего, скоро проблемы закончатся и все будет как прежде, – сказала сама себе, приложив малышку к груди.

Белль жадно раскрыла ротик и сладко зачавкала. Такая крошечная и такая милая.

– Хватит бормотать, Тесса, я пытаюсь уснуть, – рявкнул на меня Эдвард.

Кроватка Белль находилась в нашей спальне, ведь мне приходилось вставать к ней несколько раз за ночь. Еще в первый месяц я предлагала Эдварду спать отдельно, чтобы хотя бы один из нас мог нормально отдыхать. Но он отказался.

Тогда я обрадовалась этому – муж желал проводить свое время с нами. Однако в последнее время радости не осталось. Если бы Эдвард лучше высыпался, то может был бы более спокойным.

Подавившись, Белль выплюнула грудь и заревела.

– Нет, это невозможно. Сегодня я посплю в гостевой спальне, – зло прошипел Эдвард и вышел из комнаты.

– Ничего-ничего, малышка, – прикусив губу, я быстро утерла вновь выступившие слезы. – Папа любит нас обоих. Просто сейчас ему сложно, но потом все наладится.

Я не знала, кого утешаю больше – Белль или саму себя.

Следующим утром Эдвард ушел, даже не попрощавшись с нами. Я как раз меняла пеленку Белль, когда услышала стук двери и шум отъезжавшего экипажа.

Подхватив малышку на руки, подбежала к окну, но карета Эдварда, украшенная фамильным гербом Бретсонов, уже скрылась за поворотом.