Жëлтоглазая хозяйка перекрёстков зло и недовольно хмурилась.
Чувствуя настроение древней богини, ветры вокруг неё ярились и
забрасывали камни небольшой площадки перед несколькими арками, за
которыми клубилась тьма пустоты, мелким колючим снегом.
Но ни один волосок из струящихся живой тьмой локонов не выбился
и не мешал древней думать.
А размышления её были не радостными. Время текло, словно вода.
Всё менялось, всё ускорялось. И вместе с тем... Всё мельчало. Даже
герои перестали быть теми, о ком сами боги слагали легенды, ради
кого вступали в горячие споры, к кому спешили на помощь. И чья
судьба порой способна была даже смертного сделать богом.
Что гении, что безумцы всё больше походили на жалких фигляров. А
человеческие желания уже не удивляли ни дерзостью, ни силой. Всю
человеческую душу, а вместе с ней и жизнь, заполняла сырая,
промозглая серость. Как будто в человеческом сердце осталось место
лишь для уныния и убогого смирения. Не того, с которым стойко
переносят невзгоды. А того жалкого и ленивого, с которым принимают
всё несбывшееся. Которым оправдывают собственное нежелание что-то
менять и страх перед ценой любых изменений.
- Человеческие души стали похожи на очаг в брошенном доме, где
перестали разводить огонь, - задумчиво произнесла она в пустоту. -
Трясутся в своём холоде обыденности, боясь бороться даже за себя.
Выбирают свою тусклую и бесцветную повседневность.
Она опустилась на появившийся из тумана трон и застыла,
размышляя о чём-то неведомом. Лишь иногда разочарование сменялось
на мечтательность воспоминаний на её лице. Хозяйка перекрёстков
медленно погружалась в небытие. И пелена серого тумана, все больше
и больше окутывала её обиталище, уплотнялась, превращалась в
лохмотья пыльной паутины.
И вдруг тишина этого места сменилась громом сотен разбитых
зеркал. Сам воздух задрожал, зазвенел. Ярким пламенем цитринов
вспыхнули почти уже окаменевшие глаза. Ироничная улыбка поползла по
бледным губам, заставляя проявиться лукавые ямочки на щеках любимой
внучки титанов.
- Месть? - нарушил тишину заинтересованный голос богини. - Месть
и разрушение... Хм, а это может быть забавным.
Северная провинция Лангории.
1103 год от Земельной Хартии.
Уже вторую неделю без остановки лил ледяной дождь, покрывая
толстой скорлупой льда всё, до чего мог дотянуться. В северных
землях Лангории это время называли осенью. Жизнь здесь кипела
коротким и прохладным, но солнечным летом. И зимой, когда поверх
корки льда ложился слой снега, настолько толстый, что ланарцы, так
называли себя коренные жители этих мест, прорывали в нём для себя
тропы и целые туннели, по которым и ходили, и даже ездили на морах.
Северных оленях.
А вот осенью все сидели по домам. Ледяной дождь проникал всюду,
и под одежду, и под крышу дорожных повозок. Долгая осенняя дорога
была верной приметой скорой и тяжёлой болезни, после которой порой
и сами северяне не вставали с постели. Если же такая дорога
выпадала горианину, жителю южной части королевства, то северяне
сочувственно хмыкали, что это путь в один конец, и советовали не
тратить зря времени, а сразу ехать в долину душ. А то собирай потом
по весне всех этих помëрзших, жги, да тащи тяжёлую каменную урну с
прахом в выбитую в скале каменную нишу. Можно подумать, что у
порядочного северянина больше дел по весне нет!
Сейчас же даже северяне отводили взгляд от большой дорожной
повозки из тёмного дерева с королевским гербом на двери, суеверно
боясь встретиться взглядом с умирающим. Эта повозка проезжала через
пограничный город уже в третий раз, и в отличии от первых двух,
юная королева Ренерель Сансорийская даже не показывалась из
повозки.
