Виктор взмахнул кнутом:
– Ну, родной, беги скорее, хата уж недалече.
Конь всхрапнул, прибавил бег. На повороте сани занесло, и мужчина не заметил, как в снег полетел большой сверток.
Метель набирала обороты, видимость исчезла. Конь интуитивно летел домой.
Пелагея встретила мужа вопросом:
– Заговорили грыжу дочке?
– Да. Ты знаешь, знахарка она отменная.
– Хватит трепаться, наверное, влюбился?
– Господь с тобой, мать, ей за восемьдесят лет.
– Неси ребенка в дом.
Виктор подошел к саням. Над селом раздался нечеловеческий крик:
– Нету дочки.
– Как?
Пелагея метнулась к мужу и остолбенела: сани пустые.
Она схватила лопату, от страха и горя ударила Виктора.
– Бегом обратно, авось найдешь.
Села на снег и заплакала. Обнаружить Верочку в такую пургу на расстоянии двадцать километров нереально.
Село Борки размещалось в котловине. Виктор развернул коня и что мочи начал бить его кнутом. Гнедой закричал от боли и помчался во всю прыть.
Виктор лихорадочно размышлял. И его осенило. На пятнадцатом километре сани накренились.
– Там моя дочь, – захрипел он.
Мужчина спрыгнул на землю и побежал рядом. Не заметил, как потерял валенок и шапку. В одном валенке бежать неудобно. Он отбросил в сторону второй и налегке летел рядом с животным.
Показался поворот. Конь остановился как вкопанный и заржал. Виктор голыми руками разгреб снег и наткнулся на большой сверток. Прыгнул в сани, и животное радостно рвануло домой.
Пелагея ждала у калитки. Виктор осторожно внес дочь в теплую прихожую, положил на стол и отбросил одеяло.
Пелагея оттолкнула мужа и развернула второе одеяльце. Дочь протянула к матери ручонки и улыбнулась.
Пелагея охнула и без чувств опустилась на пол. Нашатырный спирт привел ее в чувство. Она накормила девочку и повернулась к мужу. У того на висках появилась седина.
– Родной мой, прости.
– Что за шум?
На пороге стояла соседка Клавдия. Среди односельчан она слыла гадалкой и предсказательницей.
Виктор недолюбливал эту сварливую, сующую куда не следует свой нос бабенку. Он отвернулся.
Пелагея плача рассказала соседке про потерю дочери. Та подошла к кроватке, долго смотрела в лицо девочки и глухо сказала:
– Черти хотели унести вашу Верочку. Но вы ее отбили. Теперь нечистая сила будет всю жизнь преследовать кроху.
– Тьфу, иди отсюда, – заорал Виктор.
Клавдия ехидно посмотрела на него:
– И ты умрешь в тот месяц, когда Вера родит вторую дочь.
Она хлопнула дверью и поковыляла по улице.
– Какие мы все темные. Живем, словно в девятнадцатом веке, – глядя в окно, произнес хозяин.
– Мой дорогой, прислушивайся иногда к соседке.
– И ты туда!
Школу будоражило: Вера Игонина, ученица седьмого класса, избила одноклассника.
В кабинете директора Ивана Геннадьевича учителя недоумевали: отличница, спокойная девочка до крови испинала парня.
Директор приказал привести забияку.
Вера бочком протиснулась в дверь, тихо произнесла:
– Здравствуйте!
Иван Геннадьевич сверкнул очками:
– Рассказывай о своем бое.
Вера вздохнула и горячо начала:
– Этот негодяй, Димка, оклеветал мою страну.
– Как?
– Он сказал, что на Западе жить лучше, чем у нас. Его папка слушает «Голос Америки». Я ему посоветовала катиться на Запад. Он меня обозвал. Ну и я… чуть-чуть Димку поколотила.
Историчка задала вопрос:
– Твой папа выписывает газеты?
– Да. «Известия», «Правда», журнал «Коммунист». Я их читаю от корки до корки.
– Ясно! Иди, девочка, домой, – сказал директор, – но дай слово, что впредь драться не будешь.
– Я поняла, что поступила неправильно. Нужно было его пропесочить на собрании.
Она собралась уходить, но вдруг остановилась:
– Меня примут в комсомол после всего?