– Ты уволена. Поставь вот здесь свою подпись, сдай пропуск и выметайся из моего кабинета.
Слова эти прозвучали, как гром средь ясного неба, и я не сразу поняла, что начальник не шутит. Даже рассмеялась в ответ на это возмутительное заявление, но мистер Рошфо́р, главный редактор искандерской газеты «Ежедневные факты», почему-то не стремился присоединяться к веселью.
– Да в смысле?
– В прямом, Еле́ния… В прямом. Также из-за твоей последней выходки я накладываю на тебя штраф в размере двух тысяч золотых. Свободна. Закрой дверь за собой. И чтоб глаза мои тебя больше не видели!
Я не шелохнулась и продолжала, не мигая, смотреть на начальника, отчаянно впиваясь пальцами в рабочий блокнот, с которым расставалась разве что во сне и в душевой.
Не поняла… Это шутка такая, что ли? Розыгрыш?
Я, вообще-то, пришла получить похвалу за свою последнюю статью и поинтересоваться, как там поживает желание Са́ймона Рошфо́ра выписать мне премию за потрясающий уникальный контент, которым я снабжала редакцию последние несколько дней. А тут – здрасьте, приехали! Меня не только премии лишают, но и увольняют, да еще и штраф накладывают в полном размере моего жалованья? Да за что вообще?!
Я нервно заправила за ухо рыжую прядь волос и уточнила:
– Мистер Рошфор, объясните мне нормально, что случилось?
– Что случилось? Что случилось? – рыкнул он грозно, глянув на меня с неожиданной ненавистью и аж привстав со своего кресла. – Ты меня еще спрашиваешь?
Я хлопала глазками, искренне недоумевая, да еще впервые столкнувшись с таким агрессивным тоном.
Вообще-то, на начальника своего я никогда не жаловалась. Мистер Рошфор был добродушным полноватым мужчиной средних лет, с жиденькими волосами и залысиной, которую он отполировывал платочком до блеска. Одутловатое лицо, удлиненный темно-серый пиджак, на размер, а то и два меньше положенного, отчего несчастные пуговицы казались героями, держащимися из последних сил. Строгий, но справедливый, добродушный и вечно подтрунивающий надо мной, как над самой молодой сотрудницей редакции. Мы с ним отлично ладили, потому что я была для него золотым самородком – журналисткой, способной раздобыть любую компроматную информацию на кого угодно, сделать такие фотографии, какие никто, кроме меня, не мог сделать. За мою способность добывать всю самую вкусную секретную информацию меня тихо (а иногда и громко) ненавидели все сотрудники редакции. Никто не знал, как я умудрялась всюду быть первой и регулярно поставлять материал для первой полосы газеты, потому что я тщательно скрывала свой особый магический дар, позволяющий мне проникать туда, куда другие не могли, видеть то, что не было доступно чужому взору. Пока что никто не разгадал мою тайну, ну а мистеру Рошфору на это вообще было плевать – лишь бы я продолжала действовать в том же духе и стабильно снабжать его первоклассным компроматом!
Саймон всегда был такой веселый, улыбчивый, а сейчас он выглядел злым, раздосадованным и в целом похожим на человека, на которого в одночасье обрушилось слишком много проблем.
Он привстал с кресла, но тут же тяжело плюхнулся в него, с раздражением откинул в сторону карандаш, устало провел ладонью по щеке. И уже нормальным таким, просто уставшим расстроенным голосом произнес:
– Мне пришлось уничтожить весь сегодняшний выпуск газеты, подготовленный ночью.
Мои брови взлетели вверх. Новость была, мягко говоря, ошеломительной. За всю историю существования газеты «Ежедневные факты» не было ни одного дня с пропущенным выпуском. Какие бы форс-мажоры ни случались в стране, как бы мало новостей ни накапливалось за день, но «Ежедневные факты» оставались ежедневными. Даже в те дни, когда на редакцию совершали вооруженные нападения ввиду неспокойной обстановки в стране.
