Глава 1
Комната в избушке знахаря, пропитанная запахами незнакомых трав и непонятной химии, показалась тесной. Чувствовал я себя в ней так, будто меня только что подвергли допросу с пристрастием и вывернули мехом внутрь. Передо мной сидела Лаки. Да, та самая Лаки, которую я смутно помнил из обрывков своей прошлой жизни. Или откуда-то ещё – без пол-литра хрен разберёшь с этой треклятой амнезией. Огненно-рыжие волосы девушки, заплетённые в тяжёлую косу, тускло блестели в полумраке, а зелёные глаза за стёклами очков в толстой оправе смотрели на меня с холодным, почти равнодушным любопытством. Но в этом взгляде мелькало что-то ещё – тень узнавания, как будто она тоже пыталась выудить меня из загашников своей памяти.
Или мне это просто померещилось? Глюков мне только и не хватало поймать в этом долбаном Пионерском Лагере…
– Мы знакомы? – прищурилась Лаки, голос её прозвучал с лёгкой хрипотцой, как у человека, который привык говорить мало, но веско.
Я открыл было рот, чтобы ответить, но слова застряли в глотке. В голове вспыхнул краткий обрывок – её лицо, смех, какой-то шуточный укол в моём направлении. Но тут же всё угасло, словно кто-то вырубил свет. Знакомы ли? Бесы задери, может, и да. Я чувствовал к ней странное тепло. Как к старому корешу, с которым когда-то жёг мосты, но где, когда и как – хрен его знает. Наведённая Системой амнезия, будь она неладна, выжрала из моей башки всё, что могло бы дать ответ. Остались лишь эти долбаные вспышки, обрывки лиц, имён, моментов – как тизеры к фильму, который я никогда не досмотрю до конца.
– Я… полагаю, могли бы, – выдавил я, наконец. Голос прозвучал так, как будто принадлежал деревянному человечку Буратино. – Память у меня как решето, ничего толкового не держит. Иногда только мелькают всякие рожи гнусные, имена, вот и…
– Ясно,– перебила Лаки, возвращаясь к деловому тону. Её лицо снова стало бесстрастным, как у врача, который в тысячный раз выслушивает жалобы пациента. – Ты второго уровня, так что ничего удивительного. До десятого память к тебе и не должна вернуться. И не факт, что вообще вернётся. Это нормально. Странно даже, что у тебя эти вспышки есть. Но, в любом случае, игрок, я тебя не знаю. Так что ты ошибся. Говори, с чем пожаловал.
Её холодный тон кольнул, как ржавая игла в зад. Захотелось ответь что-нибудь едкое или даже обидное, но с ходу не нашёлся. Почему-то я ждал… чего-то другого. Может, хоть крохотного намёка на то, что она всё-таки помнит.
Но нет, эта Лаки была острой, как скальпель, и циничной, как барыга на чёрном рынке. Не той, которую я смутно видел в своих обрывках воспоминаний. Или это просто Континент так выжигает из людей всё человеческое, оставляя только броню с шипами?
– Проверить Дары, – буркнул я, пожимая плечами и стараясь скрыть обескураженность. – Наелся тут жемчужин. Чёрных. Говорят, их не одну подряд жрать, а я…
– Жемчужины? – перебила она, с недоверием приподняв бровь. – Больше одной?
– Ну да, – кивнул я, чувствуя себя лохом чилийским под её взглядом.
Лицо Лаки, до этого спокойное, вдруг сморщилось, как будто она вдохнула тухлятины. А потом она расхохоталась – заливисто, громко, так, что я невольно внутренне сжался от неловкости. Её смех резал по нервам, как ржавая пила.
– Да ты ж придурок редкостный, – выдавила она, утирая слёзы. – Ох, насмешил, игрок. Прямо клоун с циркового манежа, только большого красного носа с пищалкой не хватает…
Обида ужалила, как оса, влетевшая под рубаху. Я стиснул зубы, сдерживая желание огрызнуться. Но, бес возьми, её слова задели. Я надеялся, что Лаки из моих воспоминаний – если это вообще была она, – не стала бы так ёрничать. А эта… эта чужая тётка была словно вылеплена из едкого сарказма и колючей проволоки.
