Введение
Каждый человек – это письмо, написанное рукой, которой больше нет. У него свой запах, свой ритм, свои случайные привычки, что-то утерянное и что-то, что он ещё даже не получил.
Вот мальчик с глазами, в которых живут звёзды, гонится за тенью, что знает его будущее. Девочка ловит эхо, которое шепчет о брате, потерянном в письмах. Мужчина слушает дождь, падающий вверх, чтобы нарисовать мать на пустой фотографии. Они разные – кто-то живёт в часах, кто-то в письмах, кто-то в каплях дождя, но их связывает запятая – пауза, где начинается вера.
Кто-то рисует острова на часах, кто-то ищет двери в сны, кто-то зажигает фонари в городах, которых нет. Ада тянет нить ненаписанных страниц, Тиль ловит ветер, Клэр пускает цветы по рекам, Жан-Франсуа хранит свет, Лука – тишину. Ничья идёт без имени, Саша сшивает голоса в платья, Джон чинит зонты, Хикару меняет ДНК, чтобы найти свою весну.
Все они идут навстречу одному часу, где письма читают вслух, и где есть тёплый и уютный дом.
В мире, где дни текли не по часам, а по сердцебиению, жила девочка по имени Хикару. Ей было тринадцать, и её имя означало «свет», но в её глазах света было немного – лишь отражения чужих взглядов, слишком ярких или слишком тёмных. У Хикару был синдром Дауна, и в этом мире, где каждый рождался с книгой судьбы, её книга была написана на языке, который никто не хотел читать. Во снах она видела свои страницы – рваные, с буквами, похожими на цветы сакуры, уносимые ветром.
Деревня, в которой жила Хикару, стояла в долине, окружённой холмами, мягкими, как спины спящих великанов. Дома клонились друг к другу, словно старики, шепчущиеся о прошлом. Время здесь было спиральным: дни не шли один за другим, а закручивались, как раковина, и каждый мог стать первым или последним, в зависимости от того, как ты его прожил. Жители говорили, что дни – это семена, которые можно посадить, чтобы вырастить воспоминания, мечты или новый день. Но никто не объяснял, как сажать семена правильно.
Хикару сидела под старым деревом сакуры, чьи ветви шумели, как страницы древней книги. Лепестки падали медленно, зависая в воздухе, будто хотели передумать и вернуться на ветку. Когда Хикару сжала один из них, он дрогнул, и на миг ей показалось, что лепесток тёплый, как дыхание дерева. Неподалёку дети играли в «нормальность» – игру, где они строили из палок и камней дома, семьи, жизни, смысла которых Хикару не понимала. Она подошла, протянув цветок сакуры, но девочка Ая отвернулась, пробормотав: «Ты не такая, Хикару». Мальчик Таро, её единственный друг, взял цветок, но молчал, опустив глаза под взглядами других.
Мать Хикару, Юми, смотрела на дочь из окна их дома, где бельё колыхалось на верёвках, как флаги забытых историй. Юми помнила, как она защищала Хикару в детстве от насмешек, когда соседские дети дразнили её за медленную речь. Тогда Юми крикнула: «Она светит ярче вас всех!» – но в глубине сердца жила щемящая мысль: вдруг она не сделала достаточно, чтобы дочь была принята? Юми подошла к Хикару, обняла её и шепнула: «Ты – мой свет». Хикару улыбнулась, и на миг сакура над ними зацвела вне сезона, лепестки замерли в воздухе, но никто, кроме Юми, этого не заметил.
Однажды весной, когда лепестки сакуры будто задерживались в воздухе, в деревню пришли учёные. Их одежды были серыми, как пепел, а голоса – как песнь без слов – холодная, чужая. Они несли металлические книги, исписанные символами, похожими на ножи, и говорили о технологии CRISPR – ножницах, которые могли вырезать лишнее из книги судьбы. У колодца, где вода отражала небо, они объявили жителям: «Мы представляем институт равных возможностей. Мы можем устранить третью копию 21-й хромосомы, чтобы Хикару стала нормальной». Как появились эти люди, откуда они узнали о Хикару? В воздухе царил отрицающий ответ, никто не понимал. Юми плакала, но не от радости. Она знала: если вырезать часть книги Хикару, исчезнет не только её «инаковость», но и её улыбка, её свет, её история. Дома она взяла Хикару за руки, глядя в её глаза, глубокие, как озёра: