Небольшой предновогодний подарок. Закончить "Хозяйку порока" я
вряд ли успею, поэтому вот - одно из самых любимых моих
творений.
- Вы нравитесь мне.
Он вздрогнул – скорее от внезапности, нежели от смысла – треснулся
макушкой о верхнюю полку, зарычал и слишком сильно оперся о
соседний шкафчик. Тот с грохотом обрушился, запорошив все вокруг
мельчайшей белой пылью. Северус вынырнул из глубин личной кладовой
и, злобно отряхиваясь, уставился на причину несчастья. Девушка
стояла между скособоченными рядами парт (последнее занятие
проходило у первокурсников, они ломанулись из кабинета, как стадо
бизонов) и мяла в руках свежеполученный диплом. С отличием –
золоченый герб Хогвартса удавкой висел на ее шее, непривычно
открытой, какой-то особенно тонкой и беззащитной. Поднятые в
изящный пучок волосы усмирены и казались темнее, чем есть на самом
деле, а оттого и лицо ее выглядело старше – детская угловатость
черт сменилась скульптурностью линий, хотя их резкость не смог
скрасить ни умелый макияж, ни тщательно подобранная прическа.
Красивое, цвета морской волны платье делало белизну кожи
абсолютной, а полумрак подземелий – уводил ее в нездоровую
синюшность. Худая, толком не сформировавшаяся фигурка усугубляла
дело. Она выглядела как юная девушка, натянувшая платье матери –
старалась выглядеть взрослее, чем была на самом деле.
Еще не осознав толком ее слов, он с раздражением, вызванным
собственной криворукостью (и ведь что стоило поставить чертов
порошок пониже?!), уставился на нее:
- О чем вы там лепечете, Грейнджер?
Она вздрогнула, взгляд нервно метнулся от его лица к полу и
обратно, тонкие пальцы вцепились в столешницу, как в последнее
спасение. На скулах расцвели яркие пятна румянца.
- Я сказала, вы нравитесь мне… мистер Снейп.
Бесценный порошок едва заметной пыльцой ссыпался с его волос на
пол. Северус впервые почувствовал себя дураком – он вроде бы
понимал, что она говорит, но отдельные слова отказывались обретать
в его голове цельный смысл.
Гермиона неожиданно вздохнула с облегчением. Спина выпрямилась,
подбородок взлетел, словно невидимый груз спал с ее плеч. Смущение
во взгляде осталось, но больше не мешало – она прямо, с вызовом
посмотрела ему в глаза, отчего Северусу на мгновение стало жарко.
Против воли он почувствовал, что – в кои-то веки – краснеет.
Ее губы тронула чуть виноватая улыбка:
- Простите, я знаю, я не должна была говорить вам этого… Но вы
теперь не мой учитель, а мне… Нужно было сказать правду.
- Гриффиндорцы, - находя успокоение в привычных стереотипах,
фыркнул мужчина. Впрочем, это слабо помогло – он был растерян,
обескуражен: она абсолютно обезоружила его своей прямотой и
внезапным признанием. Ладно бы еще Паркинсон – в ее куриных мозгах
могла зародиться эта мысль, но Грейнджер?!
- Мистер Снейп?
Его коробило это новое обращение. Оно абсурдно звучало из уст
девчонки, которая – он знал – навсегда останется его студенткой.
Гермиона заметила, как он поморщился, но остановиться не
пожелала.
- Предполагается, вы должны как-то ответить? – тихо, но настойчиво
спросила девушка. Она скользила взглядом по его лицу и фигуре,
замечая, запоминая мельчайшие детали: растерянный взгляд темных
глаз, морщинки в уголках губ, нахмуренные брови, тонкие, сильные
пальцы с аккуратными, под корень обстриженными ногтями, белоснежные
манжеты, край уродливого багрового шрама, выглядывающий из-за
жесткого накрахмаленного воротника.
Он молчал. Смотрел на нее, а в голове боролись за право
соскользнуть с языка одинаково дурацкие вопросы. Например: «Вы в
своем уме?!». Конечно, она в своем уме – она лучшая студентка,
каких он вообще учил, и с логикой у нее все в порядке. Или: «Вы
серьезно?!». А что, было бы неплохо, если бы все это оказалось
шуткой. Но Гермиона Грейнджер - особа исключительно серьезная, и
признание далось ей нелегко: вон, руки дрожат, сама как смерть
бледная. Хотя, может, она всегда такая – он никогда раньше не
обращал на нее внимание. Он вообще не обращал внимания на внешность
студентов – если только она не выбивалась из приличий. Или вот,
самое бесполезное: «Вы ослепли?». Это бы все объясняло, потому что
он не так давно смотрелся в зеркало и картину видел весьма
нелицеприятную.