Все персонажи, упомянутые ниже,
полностью выдуманы автором, а описываемые события не имеют
отношения к официальной истории.
Герцог Генри Оберон Уэстлэй сидел в большом кресле, обитом
блестящей кожей коричного цвета, так хорошо сочетающегося с цветом
дубовых стен просторного кабинета с большими окнами до пола,
которые впускали свет и позволяли не пользоваться осветительными
лампами до позднего вечера, пока сумерки не сгустятся и не
включатся уличные фонари.
Генри проводил в кабинете слишком много времени чувствуя, как
сидение на одном месте и бумажная волокита душат его; ему не
хватало жизни и движения, свободы и чувства беззаботности. С тех
пор, как мужчине пришлось бросить свои дела и вернуться в Англию,
дабы вступить в наследство после кончины отца и вести дела, Генри
чувствовал себя загнанным в клетку, — исполнять обязанности,
возложенные на него вместе с титулом, значило отказаться от
привычной ему жизни и жить по правилам светского общества, которое
он едва переносил.
Молодой герцог раздражительно и придирчиво просматривал бумаги о
расходах, глубоко вздыхал и из уст периодически вырывались
ругательства. С отцом Генри не ладил никогда и старался держаться
от него подальше; своевольный и упрямый Эдвард не признавал никого,
даже родного сына, и делал всегда только так, как хочет сам. Чем
старее становился герцог, тем больше губительных привычек
проявлялось в нем, особенно любовь к бренди и азартным играм,
благодаря которым он промотал довольно большое состояние, но Генри
пребывал в таком скверном настроении не от потраченных средств;
мужчина закроет эту финансовую брешь собственными средствами,
заработанными его флотом и странствиями. Точка кипения у герцога
наступила тогда, когда на глаза ему попалась запись о том, что одно
из фамильных имений Уэстлэй было подарено графу Лестеру как уплата
за проигрыш в карты. Восемнадцать лет Генри держали в неведении и
гневу его не было предела.
Стук в дверь заставил оторваться от бумаг и проблем, которым не
было конца. Герцог поднял голову и призвал входить. В проеме
показался высокий и худощавый старик с прекрасной осанкой, в
строгом черном костюме. Седовласый мажордом учтиво склонил
голову.
— Ваша светлость, граф Джонатан Эверетт Лестер.
— Пригласите, Коупленд. — прилагая усилие, дабы подавить все
раздражение и отвечать требованиям светского общения, герцог
постарался даже улыбнуться, но тонко-очерченные губы не послушались
его. В кабинет за Коуплендом вошел статный мужчина средних лет, с
темными усами и добродушным выражением лица. В руке его была
изящная серебряная трость, о которую он чуть опирался, делая шаг
левой ногой, но это не портило грацию, с которой он приближался к
Генри.
— Ваша светлость, чего я не ожидал с утра, так это приглашения
от Вас! — граф с улыбкой склонил голову перед молодым герцогом.
Джонатан не кривил душой, он действительно удивился приглашению от
человека, который успел прослыть нелюдимым и негостеприимным в
отличие от отца. Если, конечно, дело не касается какой-нибудь
очаровательной леди. — Но, все же я рад этой встрече, чем бы она не
была вызвана.
Вот тут Генри почувствовал лукавство, но никак не отреагировал.
Он жестом пригласил графа сесть на против и в ответ склонил
голову.
— Что ж, граф Лестер, я рад, что Вы пребываете в таком хорошем
расположении духа. — Генри присел обратно в свое кресло. — Желаете
чего-нибудь выпить?
— Нет, благодарю. — граф поудобнее расположился, прислонив
трость к ноге. — Я буду рад выслушать Вас, Ваша светлость, затем
мне нужно спешить.
— Что ж, давайте к делу. — Генри был только рад скорее закончить
с любезностями поскорее, и он не мог не почувствовать симпатию к
графу за такое одолжение. — Я заранее прошу прощения, ведь дело о
котором пойдет речь очень давнее, но значащее для меня много. — по
изменившемуся лицу графа, Генри увидел понимание. — Да, я говорю о
Хоуэлл-Роу Ривз, находящееся уже восемнадцать лет в Вашем
владении.
