Себастьян стоял у обледенелого зубца дозорной башни и смотрел,
как из низких плотных туч медленно падает снег. Крупные пушистые
хлопья сыпались с небес бесшумно и плавно, вплетались в узор
на девственно белом покрывале земли или успокаивалась на
ветвях застывших в глубоком январском сне деревьев. Вот уже
пять зим он видел этот один и тот же пейзаж. Равнину, на которой
небольшие наделы земли, разделенные низкими изгородями выглядели с
высоты, как лоскутки ткани, небрежно сшитые между собой, излучину
реки Тайль, ее противоположный высокий берег и на вершине поросшего
лесом холма замок Крак де Борн, тот самый, где шесть зим назад имел
несчастье родиться последний из пяти сыновей графа
Ноэля де Абвиль - могущественного сеньора Артуа.
В первый раз маленький Себастьян увидел эту картину сквозь
застилающие глаза слезы. Тогда была весна. Земля радостно встречала
светлый праздник Христова Воскресения, поля нежно зеленели, лес был
покрыт прозрачной дымкой молодой листвы, Тайльские воды, полные
талых снегов, бурлили, выплескивались из русла,
перекатывались по большим валунам возле старого брода и, обгоняя
друг дружку, спешили слиться с Соммой, чтобы убежать к Англискому
морю. Одинокий всадник удалялся от обители святого Винсента.
Вот уже и не различить стука копыт, рыжий конь в
последний раз мелькнул за деревьями и скрылся за поворотом.
Себастьян обхватил руками шершавые холодные камни, прижался
щекой к парапету. Теперь он уже не плакал, хотя никто не увидел бы
здесь его слез, но в тот день он горько рыдал. Отец оставил
его среди чужих людей, в этом мрачном аббатстве, где смиряя
плоть постом и возвышая душу молитвой младшему отпрыску
славного де Абвиль предстояло готовить себя к нелегкому пути
служителя церкви. По традиции младший сын графа Ноэля должен был
стать священником. Себастьяна не спрашивали о том, хочет ли он
отречься от мира и посвятить себя Богу. Его вообще редко
удостаивали вниманием в семье, состоявшей преимущественно из
мужчин. Достаточно большая разница в возрасте отдаляла его от
братьев, отец же оставался для мальчика недосягаемым. С Себастьяном
Ноэль де Абвиль был неизменно суров. Появление на свет пятого сына
стоило жизни прекрасной Изольде Арраской, супруге властелина
Долины Роз. Шесть горестных зим не мог Ноэль простить небу смерти
своей драгоценной Изольды. Живым воплощение несправедливости
Всевышнего в глазах графа оставался Себастьян. И все же, словно
невидимыми нитями мальчик был накрепко привязан к отцу. Себастьян
боготворил де Абвиля и даже в жестокости отца, несправедливых
упреках, частых наказаниях находил для себя радость. Ему было все
равно каким образом граф проявит внимание.
Теперь все погибло. Отец бросил его. Он ускакал в Крак де Борн и
даже не обернулся, не махнул рукой. Ни единого слова при прощании,
ни одной улыбки. Тогда слёзы горячим потоком хлынули из самого
сердца и прекрасный весенний пейзаж превратился в бесформенное
размытое пятно. Теперь лишь вздох сожаления приподнял грудь.
Время и суровый устав обители научили Себастьяна страдать
достойно. С того дня, как брат Освальд оторвал его от
крепостной стены и увел в свою мрачную сырую келью, он больше не
плакал. Весну сменило лето, потом пришла осень и опять наступила
зима. Граф де Абвиль ни разу не приехал навестить своего маленького
сына, но Себастьян продолжал ждать.
Он видел Долину Роз в радостном ликовании вновь
пробуждающейся жизни, в пересыщенном собственной славой
великолепии летних красок, в трепетном эфемерном сиянии
осени, но более всего радовал детское сердце застывший, подернутый
легкой белой дымкой мягкий зимний свет. Как будто завеса печали
опускалась над миром. Безмолвная, застывшая неживая красота пугала
и вместе с тем притягивала. Манила, звала, обещала подарить
освобождение от страданий.