Сколько Анна себя помнила, отец всегда был рядом. Остальные дети постарше: Маня с Саней мамины помощницы, Ваня скотину пас – уходил рано утром, приходил вечером. И как – то так повелось, что Анна больше с отцом находилась. Приходил кто за помощью, а она уж бежит с ковшом воды. Отец молится над ковшом, а она притихнет рядом, прислушивается, присматривается. Как – то разговор родителей услышала, лет пять ей тогда было. Дети уже забрались на печь, старшие давно уснули, а она в щёлку занавесок поглядывала на родителей, те засиделись за столом.
– Нюрка – то к знахарству тянется, каждое слово впитывает. Будет мне кому дар свой передать.
– Да как же, Ваня, не по крови – то можно разве передать?
– Выходит, можно. По духу она мне близкая, ближе всех.
– Это уж точно, ни на шаг от тебя не отходит, каждое словечко ловит.
Мало что Нюра из родительского разговора поняла, но усвоила, что отец не против её желания быть рядом с ним. Она и матери во – всём стремилась помогать, за любую работу хваталась, иногда и непосильную для её возраста. А ещё любила она с отцом на ярмарки ездить. Ярмарочный гул, веселье, песни, а то и пляски завораживали её. Даже случающиеся драки были какими – то не страшными, а тоже с элементами веселья, потому что вокруг собиралась толпа, улюлюкала, подзуживала, хохотала.
В последний раз ездила она на ярмарку с отцом в 10 лет, больше он её не брал. В тот год слух прошёл, что в соседнем районе кто-то оспой заболел, район перекрыли, объявили карантин, но в Харике ярмарку всё же организовали: весна, вот – вот посевная начнётся, не до ярмарок уже будет. Иван свинью заколол, лапти наплёл к ярмарке – брали их хорошо. Лаптями Нюра торговала – сыпала прибаутками, зазывая покупателей, звонко смеялась ответным шуткам. Как всегда, вокруг неё толпа. Последний покупатель парень молодой, смешливый, затеял с Нюрой соревнование, кто кого частушками да прибаутками победит. Пели задорно, вокруг хохотали, Иван посмеивался в бороду – не было такого, чтобы Нюрку кто – то перепел, откуда что бралось, но сочиняла она на ходу. Так и есть, перепела парня. Тот со смехом подхватил её, закружил, звонко поцеловал в нос и поставил на подводу. Повернулся уходить, но запнулся на ровном месте, чуть не упал. Иван хотел поддержать, но парень уже выровнялся, вскинул на Ивана глаза, и тот остолбенел. Опытным взглядом знахаря он увидел то, что ещё не явно было остальным. Лихорадочный взгляд, пока ещё чуть заметные пятна на лице. Оспа! Потрясённо он обернулся к телеге, где стояла смеющаяся Нюра, которую этот парень только что поцеловал.
– Домой! – он запрыгнул на подводу, стегнул лошадь. Нюра от неожиданности упала на дно телеги, вскрикнула. Иван даже не обернулся, торопясь выбраться на дорогу.
– Тятенька, что случилось – то?
– Беда, Нюра, беда. Молчи, дай подумать.
Уже на выезде их окликнул сосед. Иван остановился, сделал предупреждающий взмах рукой:
– Никифор, скажи Марине, что мы на заимку по делам. Пусть завтра поутру придёт.
И, не дожидаясь ответа, стегнул лошадь. Сосед, собравшийся поболтать, остался на дороге, провожая его удивлённым взглядом.
Нюра больше ничего не спрашивала, притихла за спиной отца. Видела, что произошло что – то серьёзное, но что? Из – за соревнования этого песенного не мог рассердиться, из – за поцелуя? Так в нос парень поцеловал, да и она ещё маленькая, что тут такого?
На заимке отец сказал ей растопить печь, сам ушёл к ручью. Принёс воду, поставил чайник, присел к столу. Ей указал на лежанку, и она послушно села в отдалении.
– Разговор у нас с тобой серьёзный будет, Нюра. Парень этот оспой болен, и касался тебя. Домой нам возвращаться нельзя. Дней через 10-12 только ясно будет, заболела ли ты. Эти дни лечиться с тобой будем оба – намолённую воду пить, коренья я накопаю, будем отвары делать, травка уже появилась, поищу нужные травы. Не скрою, болезнь страшная, смертельная. Но даст Бог, преодолеем.
