Апрель, 18
Гроза не почудилась.
Она, подобно солнцу, пришла с востока. Зависла над острыми
верхушками елей, зацепилась за них сизыми тучами, что неумолимо
расползлись по закатному небу, надвинулись на замок. И первые змеи
молний, вторя раскатам грома, полыхнули серебром над Чёртовой
башней.
Заворожили.
Мрачной притягательностью.
Тайной, что пряталась за толстыми стенами, увитыми плющом и
жгутами дикого винограда. И на все попытки отыскать истину, в лицо
дышала лишь вековая сырость да пустота оконных проёмов взирала с
безразличием.
Средневековые замки умели хранить свои секреты.
– Идём, – голос Дима вывел из задумчивости.
Подбора слов для будущей статьи.
И за локоть он меня ухватил. Поднял с поросшей травой брусчатки,
и закидывать рюкзак на плечо пришлось уже на ходу.
Догонять его.
– Почему Альжбета оставила её здесь? Половина легенд считает,
что она сбежала, уехала, прихватив всё самое ценное, – я выговорила
громко, упрямо и по насыпи, ведущей к дороге, столь же упрямо
полезла вверх.
Взмахнула руками, чувствуя, как земля и камни скользят под
ногами, а Дим обернулся, удержал за запястье, потянул, помогая
подняться.
– Но самым ценным для неё ведь была эта кукла, Дим, – мысль,
переводя дыхание и выбираясь на асфальт, я закончила.
Вгляделась в его лицо.
Заглянула в глаза, что смотрели изучающе и в тоже время привычно
равнодушно, и поддерживать разговор он не спешил.
Тоже привычно.
– Она бы не оставила её здесь, – я повторила настойчиво.
– Значит, замок Альжбета покинула не сама, – Дим всё же ответил,
скользнул взглядом по каменным стенам и шпилю сохранившейся капеллы
за моей спиной.
Прищурился.
Когда по небу, невольно навевая мысли о богах и их колесницах,
прокатился очередной оглушительный раскат грома. Ослепила на
мгновение весь мир белоснежная вспышка, и враз ставший ледяным и
сырым ветер бросил в лицо прядь волос.
– Или все эти игрушки всё ж были не настолько важны для неё, и
только ты придаёшь им такое значение, – его взгляд вернулся ко мне,
и Дим усмехнулся как-то цинично.
Заставил нахмуриться.
Возразить пылко и яростно и тут же осечься. Замолчать на втором
слове, не договорить и на дорогу оглянуться.
– Что за… – Дим тоже оглянулся.
Выругался.
А машина с разъярённым рёвом вынырнула из-за поворота, почти
легла на бок на второй петле извилистой и пустой дороги, но…
удержалась, не слетела в глубокую канаву, закладывая немыслимый
вираж. Фыркнула свирепо, вспыхнули жёлтыми глазами фары, и машина
газанула, набрала скорость, размашисто вихляя и мчась на… нас.
И рука, закрывая глаза от невыносимого света, вскинулась
сама.
Машинально.
Как тогда.
И всё же по-другому.
Тогда я убежала, подорвалась с места, кинулась прочь, спасаясь,
а не смотрела, застыв, как сейчас, на заполняющее всё пространство
сияние, не слушала визг сжигаемых об асфальт шин и не думала, что
железный зверь искорёжит.
Сломает.
Будто куклу.
Переломит пополам, врезаясь слишком быстро и сильно. Откинет, и
остатки воздуха из груди выбьются об асфальт…
– Север! – Дим рявкнул зло, с бешенством в голосе, и на себя,
почти вырывая руку, дёрнул.
Выдернул из воспоминаний и парализующих мыслей.
Из-под чёрного капота.
И сухая ветка придорожных кустов обожгла болью, заставила
вскрикнуть и, хватаясь за щёку, окончательно прийти в себя.
Осознать.
Услышать срывающийся от ярости голос Дима:
– Жить надоело, Север?!
Он меня встряхнул, больно и раздраженно. И взгляд от ворота его
куртки я оторвала, подняла голову и спросила севшим голосом:
– Что это было?
Спросила, а Дим запнулся, проглотил своё мнение обо мне и моих
умственных способностях, ответил сухо и раздражённо:
– Машина. Машина и обдолбанный водитель.
– Думаешь?
Глупый вопрос, но… мне нужна уверенность.
