Сезоны любви

Три часа спустя скрипнули тормозные колодки. Машина постепенно сбросила скорость и остановилась. Замолчал двигатель. Слышны лязгающие звуки, хлопки металлическими предметами, поворот запора. Двери в фургон распахнулись, и чьи-то руки потащили меня. Грубо поставили на ослабевшие ноги, с головы сдернули тряпку.

Пришлось жмуриться. Из рта вытащили кляп и предложили бутылку с водой. Я припала к пластиковому горлышку, жадничая большими глотками, таращась по сторонам, лихорадочно считая фигуры. Насчитала шесть человек. Тошнота подкатила к горлу, угрожая выплеснуться наружу выпитым. Взгляд уперся в старинное поместье прошлого века из серого камня, переполз на ухоженный парк.

Вновь надели повязку, снова дезориентируя. Завязали с плотной натяжкой. Я сдавленно заголосила, и кто-то схватился за мой подбородок.

— Прекрати. Или вырублю.

Пришлось удержать вой внутри, и я с трудом стихла. Сердце в груди больно ударилось о ребра. Человек перекинул меня через плечо и понёс. Недолго. Уложил на что-то мягкое, развязал ноги, освободил руки и ушёл. Дрожащей рукой я развязала повязку, оглядываясь. Кровать. Комната. Обстановка далеко не бедная. Совсем не похожа на тюремную. Было ли в этом, после всего произошедшего, что-то хорошее? Вряд ли.

Когда за окном солнце скатилось за горизонт, в дверях угрожающе провернулся ключ. Опасно скрежетнул. Всё это прошедшее время я кружила по комнате, собиралась с духом. Лихорадочно думала, искала выход. Вошёл абсолютно здоровый Мухамед Али. Абсолютно, к моему сожалению. Он остановился у входа, разглядывая меня с особой тщательностью. Он задал для моего дальнейшего существования лишь один важный вопрос.

— Как себя чувствуешь?

Настолько важный, что в груди пронеслась с бешеной дрожью, осела и забулькала волна страха. Я исподтишка бросила взгляд на окна, невольно сглотнула, выпустила из лёгких сипящий воздух. Затем с опаской мазнула взглядом по мужчине, торопливо опустила глаза в пол и через силу подбрела к кровати. Тело реагировало на мысли и действия, скручиваясь судорогой в животе, отдалось между ног болью. Покорно опустилась на пружинящий матрас.

Мужчина смотрел выжидающе, не двигался, наблюдая, как я неловко прилегла. Он давно привык к вседозволенности, привык обращаться с подобными мне соответствующе. В приглашающем движении я призывно раздвинула бедра в стороны. Он отреагировал на жест усмешкой.

— Надень это.

И мне пришлось встать под его оценивающим взглядом. Пришлось стащить с себя грязную одежду, зная, что в любую секунду я могу быть насильно прижата к кровати. От подобных ожиданий руки нервно дрожали. Али не будет ни добрым, ни ласковым. Нет, он будет безжалостным. Беспощадным!

Красный пеньюар из плотного шёлка нежно лёг на белую кожу. Повис на бретелях опущенных, ссутуленных плеч, отороченным кружевом понизу невесомо и прохладно. Он шагнул за дверь.

— На выход.

У мужчины за спиной в кобуре висел пистолет, и от его вида по моей спине побежал холод. Я не сомневалась: после всего случившегося этому уроду доставит удовольствие изнасиловать меня еще раз и одновременно понуждать сосать дуло оружия. Я видела, как он делал это с моим покойным мужем. Этот псих выстрелит, когда пожелает, и даже не заметит, как убил.

Я позволила себе лишь один глубокий вздох и вышла покорно следом. Мы шли по ковровым дорожкам, а я не чувствовала под босыми ногами поверхности. Все вокруг свидетельствовало об огромном состоянии: стены отделаны панелями драгоценных пород камня, позолочены, полки украшал антиквариат.

Мы вошли в комнату, в центре которой стоял огромный стол. На его поверхности на зеленой бархатной подкладке лежал еще один пистолет — черный кольт. А за столом сидел его великий хозяин шейх Файт Ахмет Мактум.