Ненависть - большой стимул. Она придает уверенности, наполняет
решимостью. Заставляет принять решения, о которых можно
сожалеть. Ок. Только сожалеть.
И если спросить меня сегодня, хотел бы я поменять некоторые
жизненные решения? То отвечу, не задумываясь – да. И мать его, да,
да, да. Но это сейчас.
Белые стены и духота. Не люблю больницы. От них веет
покоем, и одновременно обреченностью. Ожиданием. Ни то, ни другое,
ни третье меня не привлекает.
Палата номер триста двадцать четыре. Мешкаю перед дверью, не
решаясь зайти и что-то меня заставляет повернуть голову. Вижу ее:
каштановые кудряшки с золотым отливом до плеч, большие глаза
смотрят в пол. А мне бы так хотелось чтоб она посмотрела на меня…
Мое сердце сжимается. Вина? Да. Но что-то еще не дает мне
просто отвести взгляд. Что-то, что тронуло меня где-то глубоко
внутри. Тогда, в тот день, когда увидел ее впервые, когда пошел за
ней, когда незаметно прокрался по другую сторону большего дуба и,
услышав ее голос, был уже обречен…
Они решили пожениться. После пяти лет совместной жизни
взяли и решили. Когда обоим за сорок. Но я считаю, это сугубо их
дело.
Мама думает, я уволился, она не знает, что я заключил
повторный контракт на три года. Заключу, по приезду. Сейчас у
меня просто отпуск. Но скажи, как есть и мне пришлось бы
выслушивать ее истерики. Сообщу новость после свадьбы. Как раз она
будет счастлива и ей будет не до огорчений. Во всяком случае,
я надеюсь, что она поймет. То, что делаю, это спасает меня из
болота собственного угрызения. То, что я делаю, это важно. Это
теперь моя жизнь.
Стягиваю рюкзак с одного плеча и стучу в дверь. Слышу ее
торопливые шаги. А затем вижу самые родные и красивые широко
распахнутые синие глаза.
- Сыночек! – она обнимает меня, привставая на носочки, и
начинает расцеловывать, куда попадают губы – А Рашид только
уехал!
Вот беда.
- Ничего, я пока тут поживу, думаю, мы пересечемся как-нибудь… В
крайнем случае, увижу его на свадьбе.
- Остряк, - мама толкает меня в плечо, смаргивая слезы на
глазах, - чего ж мы в дверях стоим… Погоди. Дай я на тебя посмотрю,
- мама уже в коридоре разворачивается и обхватывает ладонями мое
лицо, - Боже, какой ты красивый… так возмужал…
Знала бы она.
- Перестань, можно просто Андрей, - улыбаюсь ей.
- Застранец ты, - она шлепает меня по плечу, - почему ты так
мало звонил и редко брал трубку?
Не говорить же маме, что я был на войне. Не хочу ее
волновать еще больше. Она думает, что я служил в запасе, в России.
Тем более я был на войне, которой по официальным данным нет, и не
имею права разглашать данную информацию. И я хочу… просто забыть об
этом.
- Девчонки. Ма, ты же знаешь, как на них влияет форма, -
отзываюсь, скривив губы. Мама хмыкает и трепет меня по
короткому светлому ежику, как в детстве.
- Давай переодевайся, ловелас. Надеюсь, ты не забыл, где твоя
комната и ванна?
- Постараюсь найти, - отзываюсь, мечтая снять армейские
сапоги, форму и принять душ.
Так странно очутиться здесь. Еще неделю назад я мог об
этом только мечтать. Бегал с автоматом наперевес, дышал жутким
запахом обгорелых тел. Ничто так не воняет как горелая плоть.
Стягиваю майку и провожу пальцем по ребрам, уже небольшой шрам…а
кровище было. Один раз меня чуть не стало. Казалось, что на
этом мой путь закончен, закончено мое существование. И именно в тот
момент в мою голову ворвались мысли о ней. Той девчонке, которой я
причинил горе. Ее тихое рыдание, которое так часто преследовало
меня по ночам, я словно вживую его услышал перед тем, как потерять
сознание. И подумал, что непременно ее найду и попрошу прощения.
Если выживу. И я выжил.
