Автор будет признателен за комментарии к произведению. Если вам
удобно читать с в формате "Ворда" - сообщайте адрес электронной
почты, я вам вышлю исходник.
ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ
Вася оказался в больнице с инсультом, уже вторым за два года.
Лежа на узкой больничной койке, он молча плакал за цветы, –
говорить пока не мог, только кивал медленно, шевелил пальцами
неподъемных рук и вздыхал. Так же молча пообещал как можно скорее
поправиться, он и так нас подвел с юбилеем, тем паче весна на
дворе, неудобно в такую-то погоду. Мы ему так и не сказали, что со
вчера снова закрутила вьюга, температура упала до нуля, а снег лег
на землю. В точности, как тем вечером, когда Васина соседка по
коммуналке вызвала скорую.
Посидели недолго, приемный час заканчивался, в будни он короток,
пообещали зайти все вместе в четверг, после работы и еще в субботу.
Света вызвалась прибыть завтра, ее отпустят пораньше, она мыла полы
в конторе, именуемой КБ Общего машиностроения, и зарабатывала
прилично, тысяч двадцать за два этажа и лифтовые холлы. Хвасталась,
что инженеры - и те получают меньше. Минут через пятнадцать
посещения Вася совсем раскис, Света успокаивала его, как могла, он
что-то пытался вымолвить враз онемевшим ртом, и больше всего
походил на рыбу, выброшенную на берег рукой всемогущего рыбака. Я
сам едва сдерживался, когда видел его таким: так быстро истаял
верный мой друг, а ведь и не пил вовсе, не то, что некоторые, не
курил. Сердце стало у него пошаливать еще в тридцать, потом пошли
осложнения, теперь вот это. Страшно, когда близкий человек, еще два
дня назад травивший анекдоты и бегавший, ну почти бегавший по
лестнице на свой третий этаж, вдруг превратится в развалину, в
полутруп: когда его забирали врачи, он и вовсе не мог пошевелиться,
смотрел остекленевшими глазами на мир и все пытался что-то сказать,
получалось лишь долгое, невыразительное «а-а-а», которое никак не
кончалось, словно перегорающая сигнализация с окончательно севшими
аккумуляторами.
Когда мы вышли из здания, Света не выдержала, расплакалась на
моем плече. Макс шел рядом с бледным, насколько это возможно для
него, лицом, кусал губы. Не выдержал и предложил зайти в кафе
неподалеку, у рынка, все же сегодня праздник. Да, жаль, что Вася
так и не сможет составить компанию… но ведь, все-таки, юбилей.
Двенадцатое апреля. И постукивая клюшкой, решительно потащил нас к
остановке трамвая.
Старики, какие же мы старики, думал я, шаркая усталыми ногами по
брусчатке дороги, а ведь тому же Максу, старшему из нашего отряда,
еще и шестидесяти восьми не стукнуло. И уже с палкой.
Я сам родился в конце сорок шестого, говорят, на два месяца
раньше срока. Моя мать, тогда ей было всего четырнадцать, связалась
по малолетству с одним из «лесных братьев», весенний этот роман
закончился зимней ссылкой обоих – по разным этапам. На одной из
перевалочных станций случился я, нежданно-негаданно. Фельдшер меня
пожалел, отобрав у матери и отдав в местный роддом. Мне так
говорили, много позже, когда я стал задавать неудобные вопросы.
Была ли это ложь во спасение или факт, не знаю, не узнал до сих
пор: я так и не отыскал ни мать, ни отца. Будто ответы эти отрезали
от них ломтем, иногда бывает стыдно за себя, но так ни разу и не
собрался хотя бы покопаться в архивах.
А затем меня и от детдома отрезало. Весной прибыло начальство,
оно не раз к нам заглядывало, уж больно аварийное здание, но тот
офицер, в чине капитана, прибыл по другому поводу. Поинтересовался
успеваемостью, посмотрел данные по здоровью, пригласил пятерых из
старшей группы, в том числе и меня, на обследование. Форма у него
была летчицкая, потому голубые мечты советских школьников того
времени о небесных просторах немедля расцвели в наших сердцах.
