Тихий, болезненный стон разбудил молодого некроманта. Аким не сразу осознал, что стон исходил от него самого. Леденящий холод проник в каждый уголок его тела, причиняя ощутимую боль. Он приоткрыл тяжёлые веки и снова застонал. Начал шевелиться, но движение вызвало спазм.
Сделал глубокий вдох, который обжёг воспалённое горло. Нос заложило, головная боль пульсировала, горло горело. Юноша усилием воли заставил себя подняться и сесть ровно. Осмотрелся.
Сверху пробивался тусклый солнечный свет.
Молодой человек поднял руки наверх и попытался пошевелить пальцами, что, хоть и были в тёплых перчатках, окоченели и почти не слушались его. Наклонившись вперёд, он начал растирать ноги, пытаясь заставить кровь бежать быстрее.
Почувствовав себя капельку лучше, он поднял голову и громко крикнул:
– Мяун!
Его голос пронёсся эхом по помещению. Он замер, прислушиваясь. Ответа не было. Лишь завывания ветра доносились откуда-то сверху.
Акимир сглотнул. Опёрся на руки и немного пододвинулся, откидывая голову на холодную поверхность. События прошлой ночи проносились в голове болезненными воспоминаниями.
Шло сражение. Он пытался помочь Мяуну, когда вдруг услышал знакомую песнь ведьмы. Каждый раз, когда он оказывался на этом кладбище, он слышал её – голос, который звал и увлекал вглубь. В тот момент она наконец нашла его. Аким помнил, как Калабхити сразу отозвалась на этот зов. Меч завибрировал в руке, жаждая власти над ведьмой, её смерти.
Казалось, с каждой секундой голос Калабхити кричал всё сильнее, вытесняя из головы все его мысли и желания. Заполняя только одним – жаждой убивать.
Он не мог, и главное не хотел сопротивляться. Стоило поддаться желаниям меча, всё становилось проще. Сражение переставало быть ужасающим и мучительным. Он двигался на автомате, а внутри уже был кто-то другой. Тот, кто радовался каждому удару.
Аким не помнил, как убил ведьму. Его сознание в тот момент настолько слилось с голосом меча, что он не понимал, что происходит.
Как только её тело рассыпалось в прах, острая боль пронзила шею. Он рухнул на землю. Голова пылала. А мысли растворялись, сознание затягивало в чёрные пучины.
В тот момент Аким настолько испугался, что Калабхити окончательно подчинит его, что бросил меч и начал отползать прочь.
Он двигался к склепу. Часть нежити потеряла контроль, после смерти ведьмы. Они блуждали, неосознанно бросаясь на него, жаждя живой плоти. Он отбивался ногами, пока не добрался до склепа. Там собирался прийти в себя, но, поскользнувшись, провалился в тёмный люк. Дальше была только тьма.
Аким ударил рукой по камням, на которых сидел. Он так больше не мог. После каждого сражения, когда он пользовался мечом, ему казалось, что сходит с ума. Как всё это время его отец справлялся с этим ощущением?
Он медленно поднялся на ноги. Его распирало отчаяние и злость на самого себя: за то, что не может взять меч под контроль. За то, что оказался не тем, кем всё это время себя считал. Что все его мечты о героизме были проклятием.
Он схватил камень и с силой запустил в стену. Потом ещё один. И ещё. Из горла вырывался рык.
Тяжело дыша, он поднял голову.
– Мяун! – крикнул он.
Должны же его искать? Сонах осматривался, но вокруг было темно, он даже не видел, насколько далеко уходило помещение. Наверху был люк, но слишком высоко, чтобы дотянуться до него.
Акимир пнул очередной камень, и тот укатился в сторону, ударившись обо что-то мягкое. В ответ раздался слабый стон.
– Кто здесь? – настороженно спросил юноша. Сердце, что гулко билось в груди от недавней вспышки ярости, начало сбавлять обороты.
Он всматривался в темноту. У него не было ничего подручного, чтобы осветить тёмные углы. Он сделал осторожный шаг. нервы были на пределе. Сонах был готов к тому, что на него нападёт нежить прямо средь бела дня.
