Журчание волн слилось с щебетанием птиц в успокаивающую музыку; нет-нет да прозвучит нечто похожее на пение дудочки или приглушённый стук барабанов. Вечер ступал неторопливо, и красный диск солнца, казалось, замер на полпути к изгибу реки, точно ныряльщик, помедливший перед прыжком.
Андрей не возражал. Наоборот, ему нравилось это розовое небо с облаками, похожими на разводы от мела. Нравился едкий сладковатый запах, разлитый в воздухе. Нравилось сидеть, прислонившись спиной к булыжнику, и смотреть, как Фелиция резвилась в воде, сверкая чешуёй.
– Давай сюда! – Русалка поманила, но Андрей не поддался. Насупившись, Фелиция выплыла на берег и поманила вновь.
Глаза русалки сверкали янтарём.
Андрей мечтательно вздохнул, а затем резво подполз к воде и заключил рассмеявшуюся русалку в объятия. Массивный хвост был склизок и пах тиной, но Андрея это не смущало. Он нежно прижимал к груди любимую, вздрагивал от холодных поцелуев и гладил мокрые бежевые волосы, попутно вылавливая застрявшие в них водоросли.
– Когда ты уже переселишься ко мне?
– Ты же знаешь, я не могу. – Андрей обхватил лицо Фелиции ладонями. – Не могу дышать под водой, не могу плыть как ты, не могу… Потерпи, рыбка. Скоро я накоплю на аквариум, и мы будем жить под одной крышей.
– Жить как в тюрьме, как в клетке.
Андрей ничего не ответил на горькое замечание, лишь крепче обнял Фелицию.
Так человек и русалка сидели на песке, пока солнце исчезало за горизонтом. Ветер ослаб и больше не мог гнать волны к берегу, но плеск воды не стихал, а как будто становился громче и отчётливее. Приближался…
Фелиция вскрикнула. Её ногти вцепились в плечи Андрея, но вдруг соскочили, оставив после себя красные полосы. От боли Андрей ахнул, но происходившее перед глазами оттеснило муки тела на второй план.
Русалка парила над водой, словно только что выпрыгнула, но нет, всё было совсем наоборот. Что-то медленно и неумолимо тащило Фелицию на середину озера, в самые мутные воды. От испуга и неожиданности Андрей не замечал всего, что видели его глаза. Мужчина заметил дымку, окутавшую Фелицию, но не различил чёрные щупальца, обхватившие горло, торс и отчаянно извивавшийся хвост замолкшей жертвы.
Глаза русалки, полные ужаса, смотрели на мужчину как на спасение; её руки тянулись к Андрею в слабой попытке бороться с демонической тварью, чьи острые зубы и чёрная пасть уже показались из воды.
Губы беззвучно шевелились: то была мольба о помощи.
Затем всё человеческое, что было в Фелиции, вся её красота исчезла в недрах чудовища.
– Не-е-е-ет!!!..
***
– Не-е-е-ет!!!
Андрей подскочил на стуле. Бутылка с мутной жидкостью испуганно прозвенела и едва не упала со стола. Перед лицом очнувшегося мужчины замер кот. Глаза его округлились, а со шпрота, торчавшего из чёрной пасти хвостом наружу, капнуло масло.
– Чтоб тебя… Напугал!
Выдохнув, Андрей макнул хлеб в масляную каплю на бумаге. Газеты, чтобы постелить вместо скатерти, под рукой не оказалось, и пришлось найти новое применение свидетельству о расторжении брака.
Уже много ночей Казуко видела странные сны. Сны одновременно безумные и реальные. В них знакомые лица смотрят в окна, преображаются и бледнеют. В этих снах есть что-то от сериалов: они всегда начинаются и заканчиваются одинаково. Либо почти одинаково.
Эта ночь не стала исключением.
Как и прежде, Казуко вылетела в открытое окно. Первое время перед глазами синела звёздная ночь; снег скользил по лицу, запутывался в ресницах, заставлял всё вокруг сверкать как хрусталь. А дальше – город, достаточно маленький, чтобы смена дня и ночи имела значение.
Свет исходил от уличных фонарей и немногочисленных домов, квартир, в которых ещё не спали. Огни манили Казуко, точно лампочки мотылька. Круглосуточные магазины, больница, посты охраны и окна бессонным полуночников казались тлеющими сигаретами на фоне густой тени. Казуко шла к ним, не касаясь земли, не чувствуя своего тела, лишь смутно ощущая сухой морозный воздух, обдувавший лицо.
