Грохнуло так, что у меня заложило уши. Мятый не вскрикнул. Он упал навзничь, спиной ударился в маленькую тумбочку, стоявшую у крохотного окна. С жутким хрустом развалил ее.
Я же машинально упал в сторону, в переднюю комнату. Чувствовал я, как мелкая дробь прошила мышцы на левой руке. После быстрой боли, что пронзила плоть, как игла, наступила другая – ноющая и тупая. Но не очень сильная.
Я тут же отполз к стене, стал подниматься, чувствуя, как скачет в груди сердце от адреналина.
В воздухе, полупрозрачной завесой, расползся пороховой дым. Со стены, куда попала часть заряда, шурша, осыпалась штукатурка. Вопила Екатерина Ивановна.
Глянул я сначала на свою руку. Ткань рубахи над подкатанным рукавом уже набухала кровью. Ни дырок в ткани, ни ранок я не видел. Бил Серый мелкой дробью.
Услышал я слабый стон Мятого. Он был еще живой. Еле шевелился на обломках тумбы. На телняхе его расползалось в области груди и живота большое красное пятно.
– А нечего в хату без спроса ходить! – Ошалевшим ломающимся голосом прокричал Матвей, – какого х*я вы в хату приперлись?! Кто вас звал?!
– Сынок! Сы-но-чка! – Екатерина Ивановна прекратила кричать и теперь просто рыдала на кровати, – да что ж ты делаешь!
Я услышал, как Матвей спрыгнул с кровати. Заскрипели у него под ногами красные половицы.
– Добивать пошел, сукин сын, – прошипел я себе под нос и прислушался.
– Ма! – Крикнул Серый, – тот, второй. Живой он?
Екатерина Серая глянула на меня полными слез глазами. Окровавленной рукою приложил я к губам палец, тихо, мол.
– Ма?! Вот сука… – Прошипел Матвей, – правильно отец говорил, что вас, баб, только в крепких руках и можно держать. Иначе сразу начинаете что ни попадя творить. Вот ты, мам, – продолжил он дрожащим голосом, – молчишь, потому что Землицын живой. Дробь меленькая. Глубоко его шкуру сразу не прострелит. Как вон, у этого…
Екатерина Серая только сильнее захлебнулась в рыданиях от страшных слов сына. Показалось мне, что у младшего просто непорядки с головой. Будто так его Пашка загонял, так затравил, что, оставшись главным мужиком в семье, стал он на всех отыгрываться в три раза сильнее. Да тогда у него шифер и потек… А может, раньше протекал.
– Да вот если ударить в упор, да в голову, – продолжал Серый, – вот тогда получится по-доброму.
В следующее мгновение услышал я, как закашлялся Мятый. Тихо застонал.
– Т-ш-т-ш-т-ш, – зашипел Матвей, – сейчас уже будет и не больно.
А потом грохнуло калиткой. Глядя на то, как во двор вбежал Кашевой, я выругался матом себе под нос. Сейчас и Ванька еще под раздачу попадет. Медлить было нельзя.
На одну только удачу я понадеялся и выскочил из-за угла. Оказался по левую руку от Матвея.
И скажу, что повезло мне. Потому как случилось как раз то, чего я и ожидал. Малой Серый стоял над корчащимся на полу Мятым. Сжимал в руках свое двуствольное ружье. Но сам глядел он в окно, на улицу. Пытался высмотреть, кто же там пришел.
Ну а в следующее мгновение повезло еще раз: как раз когда я выскочил, Серый еще и отвернулся на крик ворвавшегося в сени Кашевого:
– Катя! Мужики! Чего там грохнуло?!
В этот самым момент я и напал на Серого младшего. Навалился на него всем телом, схватил ружье за ствол и ложе. Немедленно раздался второй выстрел. Серый вздрогнул. Вздрогнул и Серега Мятый у нас под ногами. Застонал. Подоспевший к тому времени Кашевой замер в дверях, испуганно уставился на нашу с Серым борьбу.
Когда ружье разрядилось, я просто отпнул Серого от себя. Тот, согнулся вперед и сделал два громких, по деревянному полу, шага. Когда обернулся, держа пустое ружье наперевес, Я тут же вцепился в цевье двумя руками. Стали мы бороться.
Матвей кряхтел. Бледное лицо его покраснело. На нем отразилась злобная ярость.
