1
«Худо мне… – подумал Шут, пытаясь поднять тяжелую голову, – ох, худо…»
На том месте, где только что лежала его щека, примятая подушка оказалась такой горячей, что впору бежать за лекарем, благо их при дворе хватало. Но бегать-то Шут как раз и не мог: он уже третий день почти не вставал с постели. Вокруг потемневшей от старости дубовой кровати, укрытой под складками балдахина, повсюду валялись сопливые тряпки да корки от апельсинов, которыми Шут пытался отогнать простуду.
В сумеречном утреннем свете, едва проникающем через полузадернутые портьеры, его лицо больше походило на маску для карнавала чудищ, который так любит городская ребятня. Эта пугающая маска отражалась в большом зеркале напротив, когда Шут пытался привстать и ослабевшими руками хватался за бутыль с вином. В последний раз у него не хватило сил поставить ее на столик у изголовья, и, кое-как закрытая, она закатилась под кровать.
Под одеялом было жарко, а без него – холодно: спасаясь от озноба, Шут натянул липкую, уже насквозь мокрую простыню. Небрежно накрывшая его грудь, она то поднималась, то опадала в такт неровному дыханию. Случись какой-нибудь из фрейлин оказаться в этой комнате, она наверняка бы трагично заявила, что глядеть на господина Патрика без слез невозможно. Однако в его покои девицы никогда не ходили, потому и плакать над ним было некому.
Впрочем, Шут, которому едва сравнялось два десятка лет, помирать вовсе не собирался. Вот только простыни с каждым часом становились все горячей, и все трудней было поднимать налитые жаром веки, не говоря уже о том, чтобы попытаться встать. А сигнальная веревочка для слуг оборвалась еще вчера, когда он попробовал ее дернуть.
Услышав робкий стук, Шут, словно со дна омута, медленно выплыл в реальность.
– Войдите… – Он не был уверен, что этот хрип можно расслышать, однако крепкая дубовая дверь медленно со скрипом отворилась.
«Служанка, наверное», – подумал Шут, но повел себя так, точно к нему в гости пожаловал долгожданный друг. Сделав вид, будто злой недуг – лишь часть какой-то новой роли, он отнял тяжелую голову от подушки и нашел в себе силы улыбнуться. И даже приветливо помахал вялой ладошкой девчонке, которая действительно оказалась служанкой – худенькой, невзрачной и испуганной.
Напрасные усилия.
Девушка, одетая, как и все горничные, в скромное серое платье с белым передником, смотрела на него загнанной мышью и, похоже, готова была выскочить обратно за дверь в любой миг. Едва взглянув на ее личико, обрамленное рюшами чепца, Шут догадался, что по своей воле она никогда бы не зашла к нему в комнату. Вероятно, таково было поручение старшей горничной, которая, несмотря на все его протесты, периодически пыталась бороться с беспорядком в этих покоях.
«Вот она, твоя репутация», – подумал Шут, когда служаночка боком скользнула в дальний от кровати угол и суетливо стала сгребать в корзинку все то, что, по ее мнению, подлежало выбросу. Бутылки из-под вина, огрызки, корки… По мере приближения к источнику беспорядка движения девушки становились все более неловкими и все чаще она роняла сопливые тряпицы мимо корзинки. Девчонка в первый раз оказалась в этой странной комнате, где полумрак таил разные непонятные предметы и было совсем мало подобающей господам мебели – лишь высокая кровать под тяжелым багровым балдахином, громоздкий платяной шкаф, сундук да пошарпанный стол с парой кресел из разных наборов. Ни вам парчовых драпировок и дорогих ковров, ни изысканных украшений вроде ваз и шкатулок. Ни единого предмета, указывающего на то, что спальня принадлежит человеку, отмеченному милостью короля. Шуту, с малых лет привыкшему жить в аскетических условиях, здесь было вполне комфортно. А вот служанке, судя по всему, нет: она господские покои привыкла видеть совсем иными – без разбросанных по полу деревянных колец, бутафорских игрушек и прочего реквизита для выступлений. И, уж конечно, без высокой перекладины, свисающей с потолка на веревках в самом центре комнаты. Зато напротив кровати имелось большое зеркало, какое не у всякой знатной дамы сыщется, а подле него – богатейший набор красок для лица. Это самое зеркало, видимое из любого угла комнаты и совершенно необходимое Шуту для работы, теперь весьма правдиво являло малоприятную действительность – его собственную физиономию. Неудивительно, что служанка испугалась странного господина с растрепанными волосами и лихорадочным блеском в глазах.
