Ссутулив усталые плечи, по лестнице
поднимался мужчина. Ожидаемая картина разрухи давила к земле так,
что казалось, он не смену отпахал на заводе, а месяц, без отдыха. В
гнетущем предчувствии тревожно сжималось сердце. В подъезде стояла
тишина, но это еще ничего не значило. Может, он просто опоздал и
пропустил все самое интересное…
На третьем этаже, остановившись
перед обшарпанной дверью, он сначала прижался ухом к грязному
дерматину с потускневшими от времени цифрами «5» и «3» и, ничего не
услышав, со всей силы вдавил кнопку звонка. Мерзко крякнув
раз-другой, тот резко оборвался. Тишина. А вслед за ней тревога
растеклась по телу. Где они все? Где дети?
Мужчина снова попытался выжать из
звонка хоть какой-то звук, но безрезультатно. И тогда он просто
саданул по двери кулаком, вложив в этот удар всю свою обиду и
отчаяние.
— Наташка! Открывай! — уже не думая
о том, что подумают соседи, заорал он. — Открывай, тварь! Я знаю,
что ты дома!
Ноздрей коснулся характерный запах
из квартиры, и он окончательно озверел. Дверь задрожала под градом
ударов.
— Сереж, — тихий, сочувствующий
голос соседки, раздавшийся откуда-то позади, подействовал на него
отрезвляюще, — перестань, детей напугаешь.
Услышав о детях, он сразу же
перестал ломиться туда, где его не ждали.
— Простите, баба Вера, — с чувством
глубокой горечи сказал он, опуская голову. — Но я так больше не
могу, — казалось, силы остались только на то, чтобы не упасть.
— Папа!
— Папа!
Он вихрем крутанулся вокруг себя.
Звонкие детские голоса моментально заставили его позабыть о себе и
собственной усталости.
— Димка! Анютка! — опустившись на
колени, он потянулся к детям, чьи чумазые, измазанные шоколадом, но
довольные мордашки выглядывали из-за подола сердобольной
бабули-соседки. — Слава богу, вы здесь! — едва сдерживая слезы, он
зарылся лицом в мягкие детские кудряшки.
— На лестнице сидели, — с тяжким
вздохом поведала ему баба Вера то, что происходило за время его
отсутствия дома. — Проголодались. Меня увидели, хлеба просить
начали.
Он заглянул в глаза сына и дочери.
Веселые, радостные от встречи с ним, они еще не понимали, как же
страшно им не повезло родиться у такой матери.
— Сереж, нужно что-то делать. Негоже
детям в такой обстановке расти. Лечить ее надо.
— Не хочет она лечиться, баба Вера,
не хочет, — вздохнул Сергей, выпуская детей из объятий, отмечая про
себя их застиранную, не по погоде одежду. Несмотря на то, что на
дворе стояла ранняя весна, и в подъезде было довольно прохладно, на
ребятишках отсутствовала теплая одежда: лишь легкие домашние
штанишки и футболки-маечки. — Не считает себя алкоголичкой.
В замке пятьдесят третьей квартиры
щелкнуло. Дверь медленно, с натужным скрипом приоткрылась, и на
пороге, едва держась на ногах, появилась Наталья, его жена. Сквозь
тонкий трикотаж растянутой мужской футболки просвечивало голое
тело, ниже пояса же ничего, кроме трусов, не было. Сергей потемнел
лицом.
— О, — промычала когда-то любимая
женщина, сквозь лохматые космы волос пытаясь сфокусировать
блуждающий взгляд на расплывающихся перед ней фигурах. — Вы где
ходите, дети? — выдала едва разборчивую фразу заплетающимся языком.
— Домой зашли, ну-ка, быстро, — не замечая мужа, она махнула рукой
и, с трудом развернувшись в узкой прихожей, поплелась вглубь
квартиры, даже не удостоверившись, что дети идут за ней.
— Дима, Аня, побудьте пока у бабы
Веры, — сквозь зубы обратился к сыну и дочке мужчина и со сжатыми
кулаками шагнул за порог, не забыв захлопнуть за собой дверь.
Эта сука его уже достала! Ни тепла,
ни уюта в доме! За детьми присмотра нет! А ведь Димке осенью в
первый класс, и Анютке не помешал бы садик. Но нет, эта стерва,
пока он на заводе пашет, водяру хлещет — или с подружками или в
одиночку! А потом спит без задних ног до самого его прихода! И так
каждый день! И все его попытки создать хоть какую-то видимость
порядка идут прахом!
