— И что ты тут распласталась? Замёрзнуть решила и в невесты
Ледяного чудовища угодить? — голос мачехи прогромыхал ничуть не
тише, чем пустое ведро по льду. — Баня уж истоплена, а воды всё
нет!
Под противное хихиканье сводной сестры я вылезла из глубокого
сугроба и попыталась отряхнуться. Да куда там! Снег облепил тулуп,
насыпался за шиворот и в рукава. Сразу стало сыро, промозгло. А ещё
обидно — из-за “шуточки” сестрички мне теперь опять вёдра набирать
и домой тащить. Я, стиснув зубы, посмотрела на сестру и пожелала ей
и ноге, которой она подставила мне подножку, доброго здоровья.
Сестричка своим красным сапожком подкатила ведёрко, а когда я
наклонилась, чтобы его поднять, мачеха недовольно бросила мне:
— Никакого толку от тебя, растяпа. Хоть бы замуж кто взял, чтоб
глаза мои тебя не видели!
Я хмыкнула, подцепила ведра коромыслом и пошла обратно к
колодцу. А кто ж у них тогда убираться-то будет? Они ж для этого не
рождены. Им место при королевском дворе. Только не зовут их что-то
туда.
Не сказать, что я привыкла к насмешкам. К такому не привыкают,
особенно когда день ото дня всё хуже. Но матушка, умирая, строго
завещала мне не оставлять отца до того момента, как мне исполнится
двадцать лет. А потом он должен был отдать мне шкатулку, и я могла
идти, куда захочу.
Вот я и терпела. Иногда тихо плакала в подушку, иногда до крови
кусала губы, иногда просто тихо жаловалась своему волшебному
зверьку. Ветерок, так я его прозвала, прятался в медном колечке,
которое досталось мне тоже от матушки. Он был единственным, кто
знал все мои секреты и беды.
У колодца толпился народ — к празднику всем хотелось растопить
бани и помыться. На меня сочувственно посмотрели: сирота при живом
отце, почти старая дева, да ещё и в прислуге у мачехи.
Я себя снова успокоила тем, что пройдёт всего пара месяцев, и
получу долгожданную свободу. Как раз папенька к моему дню рождения
обещал вернуться. Вот отправлюсь с ним в далёкие путешествия,
встречу там заморского принца, он как увидит меня, так сразу
полюбит и женится!
Так я мечтала, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь согреться.
Когда подошла моя очередь, и я принялась за ведро, в толпе начали
громко переговариваться и охать.
— Как ушла вчера вечером в лес за хворостом, да так и не
вернулась! — причитала старушка с деревянным ведром из дома
напротив. — Точно ОН её унёс!
— Прогневалось на нас ледяное чудовище в этом году, вон какую
стужу наслало, — пробасил бородач-староста рядом. — Будь оно
неладно.
— Тише ты! Не приведи Пресветлая, он ещё кого из деревни стащит,
— шикнула на него немолодая дородная женщина в зелёном платке и
ярко-красных варежках. — У меня дочь на выданье.
Я тихо посмеялась над этими сказками и посочувствовала чудовищу.
Если оно существовало, конечно, потому что никто и никогда его не
видел. А в деревне говорили, что если и видел, то уже ничего и
никому рассказать не мог.
Ну как самый обычный зимний мороз можно было списывать на гнев
какого-то чудовища? Ему делать что ли больше нечего, как людей
замораживать?
С этими мыслями я достала из колодца ведро и, прежде чем
переливать, глянула в него. И мне почудилось, будто в воде
отражаются глаза, голубые, нечеловеческие. Словно на меня сквозь
воду смотрело само чудовище, оценивало. В этих глазах, как
снежинки, летали искорки. Я вздрогнула и чуть не выронила ведро.
Глаза пропали, а в толпе уже начали на меня покрикивать. Я
принялась переливать, но руки ещё подрагивали. Я не удержала ведро
и плеснула на себя водой. Что б их… радость разобрала вместе со
всеми легендами.
Отлично! Теперь осталось только заледенеть, пока до дома дойду,
и можно быть совсем счастливой. Вот и буду, грея ноги у печки и
читая книжку, которую в прошлый раз привёз папенька.
