Ночью, когда над восточными берегами Йеллоувиня только-только
занимался зимний рассвет, в небесных чертогах богов завыл от
бессилия ветер. Холодный и влажный, с первыми лучами солнца он
прилетел к черным стенам обсидианового замка и принес с собой
горечь полыни и запах стылой свежевскопанной земли, вкус тяжелых
камней и горя. Обычно в это время он уже осматривал свои владения и
выращивал на небесных полях серебристый эдельвейс и белый
первоцвет, так любимый долгожданной супругой, а веселые духи-змейки
тщательно взбивали облачные перины их с Водой ложа и
шуршали-судачили о том, что скоро увидят они хозяйку.
Но сегодня все было иначе. Даже богам иногда нужно поделиться с
кем-то печалью.
Мокрые стены, окружающие замок, покрыты были рытвинами и
потеками когда-то расплавленной и вновь застывшей породы — память о
том, как полыхал здесь в ярости Красный Воин, пытаясь проникнуть
внутрь и отбить жену у похитителя. Тогда от ударов в небесах реками
разливался огонь и содрогались тонкие сферы, а сейчас тут царили
безмолвие и темнота. Обсидиан поглощал рассветное сияние
восходящего солнца, одинаково щедрого и с земными обитателями, и с
небесными.
Ветер, как шелковая змея со множеством хвостов, трижды обтек по
кругу замок, закрытый облаком соленого дождя. Гость не пытался
выбить ворота, напоминающие вогнутое черное зеркало, или перелиться
через стены, он даже не стучал — просто замер клубящимся потоком у
тяжелого входа, положив голову на призрачные кольца и прикрыв
глаза.
Та, которая сейчас жила в замке хозяйкой и истово берегла свой
покой от других братьев, вполне могла и не выйти к нему — она
никогда не появлялась из-за черных стен раньше Поворота года, когда
вступал в силу его сезон, сезон Белого Инлия. Он и не просил.
Просто ему было легче сегодня находиться здесь, чтобы не сорваться
вниз, на Туру, и не изменить ход событий, разрушив их общую
надежду.
Но тут ворота скрипнули, повеяло из-за открывшихся огромных
створок холодом и пустотой. Богиня предпочла появиться в своем
человеческом облике — в виде маленькой, даже крошечной на фоне
огромных стен черноволосой женщины с голубоватой кожей, серыми
глазами и поникшими чаячьими крыльями. Она стояла, молчала и ждала,
и ветер, обычно игривый и теплый с нею, вздохнул печалью,
затрепетав, и подполз ближе.
— Все-таки в нас стало слишком много человеческого, — с горечью
проговорила Богиня-Вода, и голос ее был похож на шелест волн,
набегающих на песок. По-матерински погладила ветер по призрачным
чешуйкам. — Мне жаль, брат мой.
— И мне, — выдохнул Белый Целитель.
— Побудь сегодня со мной, — то ли приказала, то ли попросила
она. — Мне больно.
— И мне, — повторил Змей-Воздух. — И мне.
26 января, четверг
Солнце, коснувшееся края континента, через несколько часов
добралось до столицы Йеллоувиня. На просторной веранде светлого
дворца, наслаждаясь первыми лучами, уже сидели император Хань Ши с
супругой и ждали завтрак. Циновки, на которых расположилась
правящая чета, были самыми простыми, соломенными, и на веранде не
было ничего лишнего и вычурного: простота, четкие линии, большие
окна с видом на цветущие нежнейшим розовым и белым цветом сады.
Слуги, накрывая на низком столике простой завтрак, двигались
бесшумно и одеты были в темные одежды.
Один из них, мастер-старик, служивший у императора с тех времен,
когда они оба еще были безусыми юношами, стоял у низкого столика на
коленях и аккуратно, умело смешивал в плоском чайнике ароматные
травы и чай. Господин его с умиротворением следил за движением
тонких рук. Обычно Хань Ши молчал, терпеливо дожидаясь окончания
церемонии, но сегодня его молчание было удивленным. И поэтому
старый слуга едва заметно вздрогнул, когда услышал мелодичный голос
повелителя:
