Глухо рванула земля, в щит врезалось темное тело, заверещало —
больше всего этот крик походил на плач маленького ребенка, и было
это так жутко, что у видавших виды вояк волосы на голове
шевелились.
— Еще одна тварь справа!
Вспышка, рев огня — и свалилась на снег бьющаяся в конвульсиях
нежить, все еще пытаясь подползти ближе к желанной пище. Сержант
Те́ржок удовлетворенно выругался, потер грудину: от напряжения
последнего месяца пошаливало сердце.
— Еще лезут! Лупи!
Вокруг лопалась мерзлая земля, вскрывая все новые могилы и
выпуская на свободу созревших тварей. Боевой маг, сопровождающая
отряд, уже не участвовала в бою — она отдала почти все силы, — но
без нее бойцы не справились бы с первой волной нежити. Молоденькая
девчушка с испуганными глазами какие-то минуты назад давила
нападающих Таранами, рассекала Лезвиями, жгла огненными Смерчами,
пока не выдохлась. Сейчас ее хватало лишь на удержание и укрепление
щита. А солдатам оставались только огонь и гранаты.
Отряд — три десятка бойцов с огнеметами, пожилой усатый и
круглолицый сержант и армейский маг, — медленно продвигался по
заброшенному, поросшему кустарником кладбищу, и непрерывно, с
гудением лилось во все стороны спасительное пламя, уничтожая
взбесившуюся нежить…
Три часа назад в части раздался звонок: на проезжающую по тихой
вечерней дороге машину с обочины выпрыгнуло нечто непонятное,
разбило стекло и откатилось под колеса. Напуганные сообщениями в
прессе граждане не стали проверять, кто там, тем более что свет фар
высветил явно не человеческие фигуры, выбирающиеся из придорожного
кустарника. Свидетели рванули оттуда что было сил и, отойдя от
испуга, первым делом набрали полицию.
— Да сколько же их!
В зеленоватом сиянии осветительных ракет, медленно планирующих к
земле, вставали над сугробами мрачные шестиугольные надгробия. А на
них и между ними виднелись скользкие черные твари, похожие на
бульдогов. Урдова́ры. Крупные, человеку по пояс, с широкой
грудиной. Голова — одна сплошная четырехстворчатая пасть с
зубьями-иглами в три ряда, задние лапы короткие, вывернутые —
благодаря им твари прыгали далеко, отталкиваясь, как на пружинах.
Пасти непрерывно раскрывались и закрывались, показывая черные
сокращающиеся воронки из плоти — будто урдовары постоянно
сглатывали. И воняло от них тухлятиной и ацетоном. Как, богам на
милость, бороться с теми, кому неведомы боль и страх? Кто
существует только ради уничтожения живого, ради поглощения горячей
крови и мяса?
— Занять оборону!
Опять ударили по ушам пробои открывающихся могил — и сержант
выматерился, вытирая вспотевший на морозе лоб. Где же подкрепление?
Опытному вояке было страшно, хотя это была далеко не первая
зачистка. Слишком много нежити успело здесь переродиться и созреть.
Слишком мало у него людей. Сержант Тержок посмотрел на волшебницу,
выставившую вперед дрожащую руку, подмигнул, чтобы поддержать, —
ой, не здесь тебе надо быть, девонька, детей бы тебе растить да за
домом ухаживать — и скомандовал:
— Огонь!
Урдова́ры словно ждали этой команды: с верещанием начали
срываться с места и набрасываться на защиту, корчась в пламени. На
горящих собратьев прыгали следующие: десятки тварей пытались
проломить щит массой.
Сержант размахнулся, бросил в месиво из нежити гранату, присел,
хотя в этом не было необходимости. Прогремел взрыв, и щит заляпало
черными ошметками. Огляделся: его ребята сосредоточенно поливали
урдова́ров огнем. Бледная волшебница вцепилась в амулет-накопитель:
бой шел уже больше двух часов, и от нее зависело, продержится ли
отряд до прихода подкрепления или их всех сожрут. Полчища тварей
все не заканчивались, зеленоватые пасти щелкали вокруг, царапая
щит, издавая тоненький плач, и казалось, что все это — какой-то
безумный кошмарный сон.
