Двадцатое апреля, Пески, Вей Ши
По зеленому лесу, растущему там, где
совсем недавно лежали раскаленные барханы, неслышно бежал тигр с
красноватой шкурой.
Зверь был текуч и плавен, а лапы его
так мягко касались земли, что птицы даже не успевали в страхе
выпорхнуть из гнезд, как он уже проносился мимо. Он был голоден, но
охоту отложил до темноты, чтобы не тратить драгоценное время: ведь
днем видимость лучше, и можно пробежать больше.
В начале пути наследник
йеллоувиньского престола сильно выматывался – но по прошествии
нескольких дней окреп, и теперь заставлял себя останавливаться
ночами, чтобы найти добычу и отдохнуть. Насытившись, Вей Ши
оборачивался человеком и обязательно тренировался перед коротким
сном: повторял комплексы упражнений, метал ножи, а затем
медитировал, восстанавливая разум и тело. Все ради того, чтобы не
упасть по пути от истощения. Чтобы там, куда он бежит, тело после
обратного оборота слушалось не хуже, чем перед дорогой.
В первый же день после ухода из
Тафии Вей добрался вдоль русла Неру до узкого места, где ныне была
организована паромная переправа. Он переплыл реку и понесся под
прикрытием леса вдоль старой дороги, по которой шагали верблюды с
погонщиками, проезжали телеги, запряженные осликами, а иногда и
автомобили то ли с беженцами, то ли с торговцами. Тракт этот шел к
низкому горному перевалу, на котором сходились границы Песков,
Рудлога и Йеллоувиня. Вей Ши сейчас уже отчетливо видел его низкое
седло между крон деревьев: еще день, и страна драконов останется
позади.
Сколько дней понадобится, чтобы
пересечь Йеллоувинь и добраться почти до Бермонта, в провинцию
Сейся́нь, где, как следовало из видений девочки Рудлог, откроется
портал в другой мир, Вей не представлял. Но он отчаянно, до глухого
рыка в груди надеялся, что не опоздает. И так же отчаянно верил,
что виде́ние – это только вариант будущего, и его можно
изменить.
Потомку Ши не пристало бояться –
однако кислый привкус страха, появившийся, когда Вей смотрел с
Каролиной Рудлог на смерть деда, только усиливался. Страх бежал
следом, нагоняя наследника ночами, колол сердце ледяными иглами и
заставлял бросать в небеса просьбы Желтому: чтобы первопредок помог
добраться вовремя и предотвратить беду.
Тишина и одиночество обострили
чувства Вей Ши, заставив вглядываться внутрь – и он смотрел и не
узнавал себя, словно вошел в Тафию одним человеком, а вышел другим.
Все то, что раньше приводило его в ярость, что выглядело в его
глазах насмешкой и унижением, теперь казалось мелочами, не стоящими
даже движения брови. Наоборот, ему не хватало ранних побудок в
храме, служб и скудных трапез с остальными послушниками, неспешных
разговоров со стариком Амфатом, физического труда и отрешенной
работы с землей – наконец-то он понял, почему дед, Хань Ши, находил
в этом удовольствие! А люди, которые так утомляли и раздражали Вея
ранее, даже невыносимо болтливая девочка Рудлог, теперь вызывали
снисходительное любопытство.
Хотя стремление к одиночеству никуда
не делось – это было в характере всех Ши.
Только воспоминания о тяжелой руке
Мастера до сих пор заставляли Вея скалиться и ускоряться, словно
можно было оставить их позади. И когда наследник вглядывался в себя
в эти моменты, что угодно было в его душе, кроме смирения.
Он скучал по родным, но если раньше
мысли о них окрашивались в цвета вины, обиды, ярости и гнева, то
сейчас Вей будто перешагнул через желание стать идеальным Ши,
доказать, что он достоин быть наследником, несмотря на порченую
кровь. Теперь он хотел просто снова пройтись по дорожкам дворца с
отцом и дедом, без гордыни и пренебрежения принять ласку матери,
поговорить с сестрами. Ощутить себя частью семьи. И не бояться, что
больше не увидит того, кого почитал и любил сильнее всех людей на
Туре.
