— Слышишь?
— Нет.
— Плачет кто-то.
— За окном только ветер завывает, может с калитки снова крючок
слетел, вот её и мотыляет, — вполголоса проговорила подруга, тоже
прислушиваясь.
— Нет, калитка скрипит, а из сада доносится то ли мяуканье, то
ли плач ребёнка, — возразила, поднимаясь со старого, местами
протёртого кресла.
— И ты собралась идти туда? — с недоумением пробормотала
Наташка, тоже поднимаясь за мной следом, — там дождина такой
зарядил и ночь уже на дворе.
— Ты можешь не ходить за мной.
— Ага, так я тебя и отпустила из дома одну, — фыркнула подружка,
предостерегающе добавив, — бабка Соня на днях говорила, что в этой
деревне лет сто назад жила страшная ведьма, которая завидовала юным
девушкам и выпивала из них жизнь, чтобы омолодиться.
— Кхм… — подавилась смешком, надевая галоши, — ты себя к молодым
приписываешь?
— Конечно, всего-то сорок годиков, я может, ещё замуж хочу
выйти, чтобы платье белое и принц на коне, — заявила Наташа,
накидывая куртку.
— Угу, а Димку куда денешь? Он, между прочим, тебя уже более
двадцати лет терпит, — рассмеялась я, запахиваясь в куртку
поплотней.
— Так, за за него и выйду, тем более выбора у него всё равно
нет.
— Я просто восхищаюсь твоим мужем, как он терпит тебя такую.
— Мучается и терпит, — хмыкнула егоза, тут же вздрогнув от
пронизывающего ветра, который чуть не сдул нас назад в дом моей
бабули, — что так холодно-то? Ведь июль месяц на дворе, может и
правда ведьма бушует.
— Ты бы поменьше слушала эту бабку Соню, сколько себя помню,
всегда сказки рассказывала. Я часто у бабули гостила и ни разу
здесь ведьм не встречала.
— Так, ты ты ж сама ведьма, — заливисто рассмеялась Наташка, —
нельзя в сорок выглядеть на двадцать.
— Ага, ещё скажи на пятнадцать, — усмехнулась я, резко
остановившись, — опять, слышишь?
— Да, кажется, оттуда звук идёт, но на плач не похоже.
— В том углу, кроме старой берёзы и нет ничего, — пробурчала я,
чувствуя, что куртка нисколько не помогла укрыться от дождя.
— Этот та, что давно высохла? Ты её до сих пор не спилила.
— Жалко, — неопределённо пожала плечами, будто Наташка могла
увидеть, меня в этой кромешной мгле, — там столик со скамейкой ещё
стоит, мы с бабулей и мамой частенько чаёвничали под ней.
— Угу, лет нцать назад… слышишь, громче, кажись стало.
— Да, немного пройти осталось, за яблоней та берёзка, —
подтвердила, пробираясь через заросли кустов малины, выругалась, —
колючая паразитка.
— И высокая, щеку разодрала дрянь такая.
У некогда раскидистой берёзы мы ненадолго замерли и не дышали,
пытаясь расслышать сквозь шум дождя и завывание ветра тот самый
плач, который так не давал мне покоя. Но шло время, а от берёзы,
кроме стона покачивающих на ветру сухих веток ничего не
доносилось.
— Пошли, если и был здесь кот, то уже сбежал, услышав наше
приближение.
— Да наверное, — рассеянно проговорила, нехотя поворачиваясь
спиной к дереву.
— Нет, не сбежал, — сердито буркнула Наташка, резко
остановившись, она задрала голову, рыкнула, — и где ты мелочь
прячешься?
— Вот он. Видишь серое пятно у самой макушки.
— Лестница есть?
— В сарае.
— Нет, до него ещё дойти надо, — заворчала подруга, — ладно я
лезу, а ты меня за зад придерживай.
— Ага, конечно, — возразила, выбирая, за что бы ловчее
ухватится, — уж прости, но я тебя не удержу.
— И не стыдно тебе?
— Ни капли, — хмыкнула, зная, что Наташка гордится своим
внушительным габаритом, уверяя, что все мужики при виде её красоты
дар речи теряют, — лезу я, а ты следи, чтобы серый не сбежал.
— Мокро и скользко, может пусть его, сидит же как-то.
— Жалко, — проговорила, подпрыгивая, мысленно удивилась своему
везению, что с первого раза удалось уцепиться за ветку.
— Эми, ты только осторожней, ладно? — обеспокоенно проговорила
Наташа, расставив руки, словно уже готовилась меня ловить.
