Часть первая. Потерявшаяся во тьме
Глава 1
«Это скоро кончится, и тогда я смогу уехать домой, в Тару». Скарлетт О’Хара-Гамильтон-Кеннеди-Батлер стояла одна, в стороне от остальных пришедших проститься с Мелани Уилкс. Шел дождь, и мужчины и женщины в черном держали над головой черные зонты. Они стояли, прижавшись друг к другу, деля горе и прикрытие от дождя; женщины плакали.
Скарлетт ни с кем не делила ни свой зонт, ни свое горе. Порывы ветра сбрасывали с зонта ей за воротник струйки обжигающе холодного дождя, но она не обращала на это внимания. Она ничего не чувствовала – эта утрата словно выпотрошила ее. Она оплачет Мелани позже, когда сможет вынести боль. А сейчас она старалась не подпускать к себе ни боль, ни чувства, ни мысли. Ничего, кроме слов, которые она снова и снова повторяла про себя, – слов, обещавших исцеление от боли, которая еще придет, обещавших силы, чтобы выжить, пока не пройдет боль.
«Это скоро кончится, и тогда я смогу уехать домой, в Тару».
– …Мы же, смертные, из земли созданы и в ту же землю возвратимся…
Слова священника пробивали скорлупу омертвения, оседали в сознании. «Нет! – кричало в душе Скарлетт. – Только не Мелли. Это могила не Мелли, она слишком большая, а Мелли такая худенькая, косточки у нее как у птички. Нет! Не может быть, чтобы она умерла, этого быть не может!»
Скарлетт помотала головой, хотя перед ней была разверстая могила, в которую опускали сейчас простой сосновый ящик. В мягком дереве остались маленькие полукружия – следы молотков, которыми забивали гвозди в крышке, опустившейся на нежное, ласковое, продолговатое личико Мелани.
«Нет! Вы не можете, не должны этого делать – ведь идет дождь, как же можно класть ее тут, она промокнет. А она так боится холода – нельзя оставлять ее под холодным дождем. Не могу я на это смотреть, я не вынесу, я не верю, что ее нет. Она же любит меня, она мой друг, мой единственный верный друг. Мелли любит меня – она не оставила бы меня сейчас, когда она так мне нужна».
Скарлетт окинула взглядом людей, стоявших у могилы, и ярость горячей волной затопила ее. «Да ни один из них не горюет так, как я, ни один не понес такой утраты. Никто не знает, как я ее люблю. Мелли, правда, знает, а может быть, нет? Знает, я должна верить, что знает. А они никогда этому не поверят. Ни миссис Мерриуэзер, ни Миды, ни Уайтинги, ни Элсинги. Как они все сгрудились вокруг Индии Уилкс и Эшли – точно стая мокрых ворон в этих своих траурных платьях. Успокаивают тетушку Питтипэт, хотя все знают, какие она закатывает истерики и как может все глаза выплакать из-за самой малости – даже из-за того, что гренки подгорели. Им и в голову не придет, что успокаивать-то, пожалуй, надо меня, ведь я была ближе их всех к Мелани. А они ведут себя так, будто меня тут и нет. Никто на меня и внимания не обращает. Даже Эшли. Он же знает, что я была у них все эти два страшных дня после смерти Мелани, когда я им была нужна, чтобы все устроить. Все они – даже Индия – блеяли, как козы: „Что нам делать с похоронами, Скарлетт? А тех, кто придет с соболезнованием, надо кормить? А как насчет гроба? Кто его понесет? Как получить землю на кладбище? А какую надпись сделать на надгробии? Какое объявление поместить в газетах?“ А сейчас сгрудились все вместе, плачут и причитают. Ну уж меня-то плачущей они не увидят, да мне и притулиться не к кому. Не должна я плакать. Здесь – не должна. Не сейчас. Если я заплачу, то уж не остановлюсь. Вот доберусь до Тары, там и буду плакать».
