Амелия
Капли дождя медленно стекают по оконному стеклу вагона. Дождь,
дождь, вечный питерский дождь и проблески неяркого летнего солнца,
проглядывающего сквозь просветы в облаках. Поезд вот-вот тронется,
любимый город растает в прозрачном мороке белых ночей, а через
четыре часа уже и Москва. Суматошная, странная на взгляд жителя
строгого, сумеречного, призрачного Питера. Правду говорят, что
Петербург построил сатана. Этот город с дьявольским коварством
заползает в душу, и все – она уже отравлена, и не существует для
тебя другого.
А здорово вот так каждую неделю окунаться в столичную жизнь,
вместе с любимой сестрой посещать тусовки, концерты, выставки,
попадать в эту атмосферу богемного столичного веселья. Ненадолго,
на сутки или чуть дольше. Мне бы хотелось тоже, как сестрице,
втягивать всех в атмосферу активной жизни в хорошем темпе. Как у
нее это получается только? Муж, дети, работа, друзья – и все ей в
удовольствие. Это у нее в отца. Это его вятская веселая хватка,
удачливость, умение наслаждаться жизнью, все время что-то затевать,
добиваться своего. Вера всегда заявляла: «Мы, вятские, все такие!»
Ну-ну, вятская моя. Вот уж кто воплотил в себе все черты столичной
львицы. Высокая стройная красавица, с великолепной фигурой,
аристократичными изящными манерами. Глаза большие, темные, с
поволокой, так и сияют навстречу тому, на кого обращены. Когда мы с
ней рядом, даже не подумаешь, что сестры, настолько разные.
Раннее утро, а уже светло и можно было бы разглядывать в окно
пейзажи, домики в зелени листвы, проносящиеся мимо, людей, птиц,
собак, да вот незадача – поезд-то экспресс «Сапсан», и мчится он
так, что все мелькает и сливается. Пассажиры по-утреннему сонные,
молчаливые, дремлют, только я одна, по-моему, уставилась в окно с
французским романом на коленях, как романтично! Теперь можно
помечтать.
Что-то поезд замедлил ход, а, наверное, какая-нибудь Окуловка,
остановка на одну минутку. Пассажиры встрепенулись, зашевелились.
По встречному пути, сияя начищенными боками, медленно проплывал
фирменный скорый. Мелькали занавески, лица, лениво провожаю их
глазами. И вдруг – словно удар, я поймала удивленный взгляд. Там, в
окне, мрачного вида молодой мужчина неотрывно смотрел на меня, и я
понимаю каким-то глубинным чутьем, что это предначертанная судьба
моя. Прижалась лицом к окну, роман соскользнул на пол. И сердце
помчалось вскачь, и мы не смогли оторвать глаз, но вот проследовал
встречный, тронулся наш, наваждение пропало.
- Девушка, вы книгу уронили, держите. С вами все в порядке? -
старичок сосед с тревогой заглянул мне в глаза.
- Да-да, спасибо. Просто задумалась.
Впереди Москва.
Кирилл
Тихий центр, патриархальная Москва, сирень отцвела, какой у нее
сладкий немного приторный аромат, а липа вот-вот зацветет, запахи
лета, благолепие. Остановился, вдохнул теплый воздух, провел рукой
по гладким темно-зеленым листьям. А поспешить все-таки стоит, так
можно и на поезд опоздать. С этим новым проектом проблем добавилось
изрядно: обсуждения, согласования, и все это раз в неделю теперь в
Питере. Водитель в машине уже, наверное, заждался. Открыл заднюю
дверь, забросил сумку на сидение, сел рядом. Пришлось поторопить
его, Ленинградский вокзал близко, но эти вечные московские пробки,
как бы не застрять.
- Вадим, давай-давай, мне на поезд надо успеть, - можно
подумать, он не знает когда отправление. Почему-то как свою я
всегда воспринимал только ту машину, где сам за рулем, а эта, вроде
как моя, а отчасти Вадима. Вот даже запах обивки другой, чужой,
парфюм не мой, - Вадим, стоим мы, что ли?
- Кирилл Алексеич, это Москва, пять метров в час – нормальная
скорость. Шучу, успеем, уже почти подъезжаем. Михал Михалыч вас в
вагоне ждёт?
