Мороз ударил резко, как всегда. Но,
как и всегда, все стужи Зимогории не могли сравниться с холодом в
моём сердце.
Слишком долго я мёрзла от
одиночества.
Единственными крохами тепла, которые
я знала, были огонь в печи и мягкие шёрстки козлят. Я старалась
искать радость в простых и милых вещах, в рукоделии и красоте
природы. Иногда мне это удавалось. Но всё чаще я грезила, что
однажды кто-то вдруг придёт и заберёт меня…
Напрасно я о таком мечтала.
Может, так я и накликала беду. Но с
каждым днём мне всё больнее было сознавать, что сёстры никогда не
примут меня в свой круг. Их взгляды, полные безразличия, были для
меня тяжелее любой, даже самой трудной работы.
С годами становилось только хуже. Со
мной заговаривали только чтобы дать задачу. А сами задачи всё чаще
выбирали нарочно с тем расчётом, чтобы я не справилась. Вот и
сегодня вместо обычной воды из колодца потребовали натаскать
другой, из дальнего озера. Сёстры знали, что я не успею несколько
раз добежать туда и обратно. И на особый вечер опоздаю.
Только раз в году монастырь
открывался для прихожан. В остальное время жители окрестных
деревень могли лишь оставить свои просьбы и пожертвования у входа.
И вот сегодня их наконец пригласили пройти за ворота. На обряд, на
редкое таинство. Мне так хотелось тоже поприсутствовать,
понаблюдать хотя бы за подготовкой.
Я опустила ведро, и то глухо
ударилось о тонкую корку льда. Сперва не хотело уходить на глубину,
однако, как только глотнуло чёрной воды, ухнуло так, что чуть было
не утянуло меня за собой. Не без усилия я вытащила его. Взялась за
второе.
Пока руки были заняты, мысли снова и
снова возвращались к обряду. Я бросила пустое ведро болтаться на
поверхности озера и вытащила из-под одежды нательный крестик. Сжала
его в пальцах и спросила у Великой Матери: как мне поступить?
Осмелиться ли отложить работу и бежать, чтобы взглянуть на вечер
хоть краешком глаза?
Если да, то мне нужен был знак. Хоть
какой, пусть даже самый маленький. Я зажмурилась и горячо
поцеловала подвеску, затем снова спрятала. Замерла, затаила
дыхание.
Увы, знака мне не дали. Не
вспорхнула с голой ветки и не закричала длиннохвостая сорока.
Резкий порыв ветра не свалил на меня снежную шапку с дерева. Лес
остался молчаливым и безучастным.
Я вздохнула и зачерпнула воды, а
когда вытащила ведро, то заметила что-то светлое, плавающее в нём.
Уже хотела выбросить, решив, что это сор, но вдруг разглядела
слегка завядший цветок. В такую-то пору? Теперь цветов было уже не
встретить.
Его лепестки казались столь
хрупкими, что было страшно до них дотронуться. Сердце сладко заныло
в груди. Наклонившись к воде, я поискала другие цветы, но больше не
нашла ни одного. Этот явно был особенным.
Может, это и был мой знак?.. Я
поднялась с колен и схватилась за вёдра.
Когда я добралась до церкви, уже
стемнело. Я не осмелилась выйти вперёд и притаилась за старой
берёзой.
Обряд вот-вот должен был начаться:
деревенские уже собрались во дворе, и храм, пропитанный годами
молитв и свечной копотью, готовился распахнуть свои двери.
Другие девушки толпились у крыльца,
заметно волнуясь. Этим вечером одной из послушниц предстояло стать
настоящей монахиней. Я тоже была послушницей, но…
— Зачем пришла? Твоя очередь никогда
не настанет.
Я вздрогнула и только тогда заметила
рядом двух закадычных подружек, сестёр Аетию и Симеону. Они подошли
незаметно и застали меня врасплох. Возможно, предвидели, что я
осмелюсь прийти, и искали нарочно.
Любимицы монастыря, сегодня они
стали соперницами. Выбрать, скорее всего, должны были одну из них.
Из-за этого обе явно нервничали и потому даже между собой держались
отстранённо.
— Обеих вас тоже выбрать не смогут,
— тихо ответила я, скользя взором по обрамляющей землю обители
тёмной полоске леса. Я уже пожалела, что пришла, и отчаянно хотела
убраться куда-нибудь подальше.
