Когда мы поднялись на пригорок, я обернулся. Отсюда, с небольшой возвышенности, просматривалась вся деревня. Её вид не был для меня новым – я вчера вечером уже «штурмовал» эту высоту и имел возможность обозреть деревенские красоты. Но то ли вечером погода была не та (небо затянуто тучами, сумеречно и прохладно), то ли я не тот (досада, раздражение – словом, сплошной негатив), только вчера открывшаяся с бугра панорама произвела на меня удручающее впечатление. Сегодня же и погода, и я были совсем иными – солнечными и весёлыми. К тому же сейчас меня сопровождали двое проводников – одиннадцатилетняя Анюта и тринадцатилетний Петруша – внуки старика Андрея Захаровича, у которого я квартировал. Не буду гадать о причинах, но теперь я с добрым и светлым чувством смотрел на деревню, от которой меня в настоящий момент отделяла нежно-голубая речка Инюшка с перекинутым через неё небольшим деревянным мостом. И я уже не злился на главного редактора газеты, в которой я работал рядовым журналистом, за то, что он забросил меня в это забытое Богом место.
Поводом для командировки послужил непроверенный слух о том, что в селе Бояркино родился телёнок с двумя головами. Главреда эта новость привела в восторг, и он сразу же распорядился, чтобы я выезжал немедленно, дабы первым запечатлеть и подробно описать в статье это чудо. Меня совсем не грела мысль тащиться в деревенскую глушь, но ещё меньше я хотел увидеть аномального монстра, фотографировать его и писать о нём статью. Мне совершенно непонятны интересы людей к подобным уродствам, а тем более их восторги по этому поводу.
Слух оказался ложным. У всех народившихся телят было по одной голове и одному хвосту. Да и остальные члены тела присутствовали в должных, отмеренных природой количествах. Это отчасти улучшило моё настроение. Я тут же позвонил редактору и с плохо скрываемой радостью поспешил разочаровать его. Суть моего звонка заключалась в следующих пунктах: слух не подтвердился; сенсации не получилось; мне нечего делать в этой дыре. Но наш Валентин Тимофеевич был не из тех, кто легко отступает. Посопев в трубку около минуты, он сказал, что прокол с телёнком ничего не меняет. Раз уж я приехал за сенсацией, то в редакцию должен вернуться с ней или вообще не возвращаться. Где я её найду, о чём буду писать – его совершенно не волновало. Это была моя проблема.
В сердцах я поднялся на пригорок, оглядел мрачным взором деревню и прилегающие к ней окрестности, словно где-то там я мог сверху разглядеть необходимую мне сенсацию. Как и следовало ожидать, ничего интересного я не увидел. Но подъём на пригорок всё же не был бесполезным. Здесь я, не боясь быть услышанным, вслух и с интонациями высказал всё, что думаю о своём начальнике.
Крупная капля дождя коснулась моей головы, и по траве и листьям монотонно застучал нечастый дождь. С грустной иронией я подумал о том, что сама природа плачет в унисон моему сердцу. Далее торчать на пригорке не имело смысла. Я спустился в деревню и пошёл искать себе пристанище. Ленивый дождик, даже не успев прибить пыль, быстро закончился. Проходя по улице, я крутил головой, прикидывая, в который из домов можно напроситься на ночлег. В одном из дворов возился дед, возраст которого из-за густой седой бороды определить было сложно.
– Доброго здоровьица, мил человек! – поприветствовал он меня и спросил: – Прогуливаешься али ищешь кого?
Я тоже поздоровался и подошёл ближе к забору.
– Да вот, дедушка, ищу, где бы мне переночевать.
– А чего искать? – с лёгким удивлением спросил он. – В какой дом попросишься, в том и переночуешь. Можешь у нас остановиться, коли сам не против. Мы гостям завсегда рады.
