ХХХХХХХХХ
Однажды, лет шесть мне было, я совершила плохой поступок. На самом деле, конечно же, я совершила в жизни много плохих поступков. Но почему-то некоторые из них я забыла и себе простила, а другие – помню спустя много лет. Как вот этот, со шлангом и котом. Простить я себе тот проступок тоже простила, но вот почему-то не забывается. Может, и правильно: свои плохие поступки надо помнить хотя бы потому, чтобы потом плохого не совершать?
Я пнула кота. Не убила, не покалечила, кот быстро забыл мне тот мой пинок и потом по-прежнему приходил ко мне приласкаться и за сметаной, которую слишком щедро наливала мне в стакан бабушка («детям очень полезно есть сметану, они от нее хорошо растут!»). Но пнула я его тогда так, что кот отлетел в сторону, болезненно и обиженно вякнув от моего удара пыльным сандаликом в полосатый бок.
Дело было так: папа поливал из шланга огород. На улице – начало мая, вода в шланге была холодной, а погода хоть и теплой, но не настолько, чтобы хотелось побыстрее попасть под холодный душ и тихонько зашипеть от удовольствия под холодными струями, как это бывает в летний зной. Я крутилась рядом с папой, ныла и требовала шланг себе. Клялась и божилась, что умею и поливать буду не хуже папы. Дай-дай-дай!
Не то чтобы я любила работать в саду и поливать. Логика моего желания тогда была простой. От струй воды на цветах оставались большие круглые капли. Утреннее яркое солнце попадало на них, отражалось в каждой капле и цветник казался горой сказочных переливающихся самоцветов, а папа – волшебником, который поводит шлангом, как волшебной палочкой, из стороны в сторону, превращая простые цветы в драгоценности. Я тоже хотела побыть волшебником с волшебной палочкой в руках.
Я ныла, ныла, была уверена, что папа мне не откажет – мне почти никогда не отказывали. А папа вот отказывался тогда, были у него на то свои причины, думаю. Но упорная я не отставала, дергала его то за штанину домашних полосатых брюк, то за шланг, отчего струя дергалась и делала лужи на плитчатых дорожках сада. Папа отказывал, папа обьяснял, а потом потерял терпение и на очередное мое «нуууу даааай!» повернулся и полил из шланга меня. Немного, но очень неприятно.
Обидно было ужасно. Холодная вода обожгла меня, я аж задохнулась от неожиданности. Платье неприятно облепило меня холодной тряпкой. Отступив назад от неожиданности, я зацепилась сандалями за какой-то не то камешек, не то растение и села мокрой попой прямо в какой-то куст. Оставшиеся с осени сухие палки прошлогодней ботвы больно впились в меня. И самое главное – выпал передний зуб. Я его раскачивала уже дня три, категорически отказываясь дать маме его удалить. Уворачивалась, отнекивалась от любой помощи и, оставшись один на один сама с собой – тихонечко шатала и шатала зуб не очень чистыми пальцами.
А тут, сидя мокрой и жалкой на колючем, я как-то удачно (или неудачно? не знаю как правильно сказать!) щелкнула зубами, зуб вывалился и упал внутрь рта. Я испугалась, что проглочу его и выплюнула себе под ноги – вместо с лужицей крови.
Испугались все. Воспоминания о том, что зуб я шатала уже давно, и вообще – он молочный и ему давно пора вон из моего рта, не пришли к моим родным вовремя. Родители, бабушка с дедушкой, крутившиеся тут же, в саду, неподалеку – все они решили, что это у меня от удара водяной струи и последующего падения открылось страшное внутреннее кровотечение. Аларм, любимый ребенок в опасности! Папа бросил шланг, деды – свои садовые инструменты, все кинулись ко мне с разных сторон. Схватили меня на руки, начали тормошить и, бестолково суетясь, спрашивать «где болит? где болит?» – шуточное ли дело, ребенок смертельно покалечен, у него аж кровь изнутри идет!
