«…ПЕШКИ ВСТАЛИ НА ГОЛОВЫ – ТАК ОНИ БЫЛИ ПОХОЖИ НА РЮМКИ-НЕВАЛЯШКИ, ПОЛНЫЕ БАРХАТА. НАПОЛНЕННЫЕ ЧЕРНЫМ И БЕЛЫМ ДЕРЕВЯННЫМ ПАФОСОМ, ПЕШКИ УСТРОИЛИ РЕВОЛЮЦИЮ, А ЧЛЕНЫ ПРАВЯЩЕЙ ДИНАСТИИ И ЭКС-МИНИСТР САРЫ СО СВОИМИ КОННЫМИ ОФИЦЕРАМИ УЖЕ МНИЛИ СЕБЯ ЗОЛОТЫМИ, КОСТЯНЫМИ И ПЛАСТИКОВЫМИ ИГУРАМИ, СБЕРЕГАЯ ЭНЕРГИЮ ДЛЯ СРАЖЕНИЙ В ИГРЕ…»
ЕЛЕНА СОМОВА. РАССКАЗ «БЕЛАЯ ЛАДЬЯ, ИЛИ РЮМКИ-НЕВАЛЯШКИ, ПОЛНЫЕ БАРХАТА».
В книге использованы в качестве иллюстраций фрагменты репродукций двух офортов Франсиско Гойи: «А они всё не уходят!» и «Вот они и ощипаны» и рисунки Елены Сомовой.
Что есть жалость?
Так было жалко эту беременную дурочку, коротконогую, с толстыми икрами, налившимися титьками, подобно верблюжьим горбам, готовым к принятию тяжелой кармы – нести не свою ношу, освобождая ирода от ответственности. Ирод не рисовал себе в мыслях жизнь с дурехой, зачавшей от него во время его развлечения этой крепенькой телом, но хиловатой своим содержанием, тупицей. Она для него была вроде вешалки – удобной, комфортной и безотказной. В меру надежной. У нее была бегемочья походка на полную ступню. Она так и жила, по полной хватая горя и счастья своими обожженными в пятилетнем возрасте губами. Уродство прилипало к ней как ее принадлежность.
Жизнь с удобствами предпочитало все ее окружение, пользуясь дурой по—разному, кто как мог: то как жилеткой для вытирания соплей от наигранных слез, то перевалочным пунктом неудач, то просто узнать, чем жива и отнять, – забрать себе добытое кровавым прозрением дуры. Удивительно, но она мгновенно вызывала к себе презрение своей услужливостью и пониманием сути проблем Ирода и его окружения. К чему ей были эти мордовороты? Каждый себе на уме, сидит на своей ветке и вещает свои постулаты ценностей, противоположные твоим. Но уж самые растакие ценные. А ты – дура, и сиди в своем корыте и все, что ты вякаешь, принесет тебе рядом с такими иродами, только порицание. Они способны только порицать и не примут никогда твоей правоты.
Критиковать ее образ жизни и всё, что дура делает, стало нормой их отношения к этой девушке.
А станешь права – выдолбят на своих иродских стенах все, что есть у них против тебя, и обнародуют с уклоном в свою пользу, мол вот вам индивид, экземпляр под названием дура – хроническая. Всё, что она говорит – неправда. Потому что дуре изъясняться нельзя. Рядом с дурой мы все умные.
Ну как было сказать ей: «Беги отсюда, это звери!», – комфортнее смотреть жизнь, как бесплатный фильм в кинотеатре, не ожидая антракта и мороженого в фойе.
Дурочка проявляла усердие в учебе, надеясь на светлое будущее, обещанное некогда коммунистическим символом ушедшей в прошлое эпохи. Она почти всегда вела себя, согласно принятой роли. Эту роль она себе не выбирала, но коллекционировала похвалы в свой адрес от навозной кучи любителей живого кино. Гурманы натурального кинематографа подстегивали в ней неосмысленное шествие по острым камням своей горькой роли дуры.
Она от стремления к повышению своего статусного предназначения и уровня образования стала подружкой плохого человека, ежедневно осведомлявшего весь свой пожизненный экипаж нахлебников на чужие слезы о том, что дура ему сказала, как повернулась при ходьбе, как смешно поцеловала его, Ирода. Ведь это же так весело, когда все умные, а тут нашлась коротышка и обучилась по – срочному, так что все ее знания – псу под хвост рядом с их высшим-превысшим образованием на дневном-предневном отделении с выпивками, песнями и плясками. Гиганты мысли прошлись же…
Ироду весело было забавляться с дурочкой, сообщая под общий хохот кучки мерзавцев о ее прогрессе в умственном плане слушателям и соглядатаям истории.
Иногда дура чувствовала оттенок презрения к себе, но сразу же оспаривала в уме свои догадки с глупой своей верой в какое – то будущее на пустом своем месте.
