Осенью дышится легче, а потому с наступлением наполненных прозрачным светом сентябрьских дней у Руслана Евгеньевича Семакина возникла робкая надежда на избавление от странного недуга. Казалось, блаженная прохлада пропахшего увядающей листвой воздуха заставит позабыть о наваждении знойного лета и целительным бальзамом восстановит привычный ход холостяцкой жизни. Однако по прошествии всего одной недели первого осеннего месяца загадочный приступ вновь заявил о себе, да еще в самый неподходящий момент, отчего тридцатиоднолетнему оператору линии розлива пивоваренного завода пришлось с горечью признать ложность своих чаяний.
Руся, как ласково называли его знакомые, располагал к себе своим тщедушным видом и излишней застенчивостью, словно окружающие до сих пор видели в нем белокурого мальчугана с чуть смущенным голубоглазым взором, а не вполне самодостаточного молодого мужчину, успевшего за три с лишним десятка лет достаточно повидать и многое переосмыслить в жизни. Ушедшее же лето и вовсе привнесло в его существование то, что, по счастью, мало кому из смертных суждено испытать на своем веку.
Все началось воскресным днем в середине июля, когда вошедшее в полную силу солнце превратило асфальт улиц в подобие раскаленной сковороды. Облаченный в свободную футболку и джинсовые шорты Руслан направился к ближайшему от дома продуктовому магазину за любимым пломбиром, но лишь успел выйти из подъезда, как вдруг столкнулся лицом к лицу со странного вида высоким худым типом в каком-то темном мешковатом одеянии, абсолютно не соответствующим установившейся жаре. Его рябое вытянутое лицо сорокалетнего мужчины показалось Руслану до боли знакомым, вот только память отказывалась выдавать обычную в таких случаях информацию об их прошлых встречах.
– Добрый день! – тихо произнес незнакомец, протягивая жилистую пятерню.
– Добрый! – отреагировал Руся, машинально пожав жердяю руку и ощутив при этом легкое головокружение, какое случается при незначительном сбое в работе вестибулярного аппарата.
Несколько бесконечно долгих секунд они молча стояли друг напротив друга, будто тщетно силясь подобрать подходящую для начала общения фразу, после чего Руслан вдруг увидел себя со стороны. Вернее, он смотрел на свое лицо глазами незнакомца. А в следующий миг его уже сквозь чащу вела извилистая тропа по направлению к сверкающей в солнечных лучах глади лесного озера. Спереди и сзади в одинаковых темных одеяниях свободного кроя безмолвно шли люди, которые едва достигнув поросшего высокой травой берега начали сбрасывать мешковатые балахоны, а потом в чем мать родила окунаться в темную неподвижную воду. Руслан стал послушно следовать их примеру, и когда сам по колено оказался в пропахшей водорослями воде, вдруг ощутил давящую боль в груди, от которой инстинктивно согнулся и увидел в зеркальной глади озера отражение рябого вытянутого лица мужчины примерно сорока лет от роду…
Когда внезапное наваждение схлынуло, вышедший за мороженым Семакин обнаружил себя в хорошо знакомом дворе у дома, где проживал со школьных лет, вот только странного жердяя теперь нигде не наблюдалось. Пустынно было на залитой солнцем пестрой детской площадке, у разрисованной граффити трансформаторной будки, возле аккуратно выстроившихся в ряд автомобилей. Лишь разомлевшая от зноя серая кошка лениво следовала в сторону развесистой липы, собираясь укрыться в ее тени от палящих лучей.
О случившемся Руслан решил не распространяться, боясь прослыть ненормальным, хотя начальник смены и прочие сотрудники пивзавода с утра в понедельник заметили, что их сотоварищ сам не свой. Однако вскоре неизменно восстанавливающий нормальное функционирование, а также пытающийся найти всему объяснение рассудок выдал Русе успокоительный вывод, списав галлюцинацию на частое недосыпание вкупе с негативным воздействием высокой геомагнитной активности. Последующие погожие дни июля способствовали быстрому восстановлению его душевного равновесия, поскольку атмосфера всеобщего праздника цветущего лета волшебным образом унимала все тревоги и опасения.
