Хотя извлеченное из могилы кольцо вскоре даровало Вилберну избавление от жуткого недомогания последних двух месяцев, а затем и вовсе плавно вознесло его на вершину блаженства, где всякая суматоха казалась абсурдной, тем ноябрьским утром они с Селеной все же спешно бежали прочь из деревни возле дома на холме. Разум обоих молодых людей оставался ясным, что диктовало им ни в коем разе не попадаться в руки правосудия или чего хуже суеверных местных жителей, которые могли запросто линчевать двух юных гробокопателей, невзирая на их оправдания и привилегированный статус бастарда. Вариант перебраться на другой континент сразу же отпал, поскольку было боязно пускаться в столь дальний путь с имеющимися у Вилберна довольно скромными средствами к существованию даже с учетом последнего щедрого вознаграждения от графа за помощь новому библиотекарю замка в устранении книжного бардака. Для безбедной жизни в доме на холме этих денег с лихвой хватило бы лет на пять, поскольку за продукты, уголь, а также иногда необходимую помощь по хозяйству рукастые крестьяне просили скромную, часто чисто символическую плату. Однако новые чрезвычайные обстоятельства требовали куда больших трат, поэтому после пересечения пролива на небольшом пассажирском судне беглецы решили не испытывать судьбу и осели невдалеке от родных берегов в крупном портовом городе материка, где было легко затеряться среди разношерстного населения. Представившись молодыми супругами, молодые люди сняли крошечную квартирку на шестом этаже угрюмого темно-серого доходного дома в мрачном квартале с покосившимися фонарными столбами и неистребимым запахом зловонных отходов на безымянных улицах. По прикидкам бастарда его денег должно было хватить как минимум на год существования здесь, если не позволять себе излишней роскоши в еде, предметах гардероба и реже посещать центральные районы с их соблазнами в виде концертных и театральных залов, книжных лавок, а также цирковых шатров, увеселительных и питейных заведений.
Вереница однообразных дней потянулась сразу же после того, как беглецы обосновались на новом месте. Вполне возможно, беспросветная скука свела бы с ума совсем еще молодых людей, если бы не волшебная сила кольца, раскрывающая в самой сердцевине гнетущего томления грани неизведанного ранее наслаждения, отчего объятый сладостной негой Вилберн проникался подлинным откровением того, что блаженство пребывает внутри него самого и заявляет о себе вне зависимости от внешних обстоятельств. Правда с Селеной у них был строгий уговор не носить на своем пальце кольцо более часа в день, чтобы не погибнуть подобно Агате от переизбытка его могучей энергии.
Обычно они надевали кольцо поочередно утром, причем сразу после пробуждения унизывала им пальчик Селена, а спустя час, ближе к завтраку, приятную тяжесть металла ощущал на своем мизинце бастард, всегда благородно позволяющей даме первой начать наслаждаться новым днем. После снятия кольца блаженная эйфория, куда не проникали тревоги за будущее и сожаления о прошлом, плавно сходила на нет, однако полученной таким образом энергии вполне хватало на сутки прекрасного самочувствия и душевной умиротворенности вопреки тягостной атмосфере в каморке доходного дома.
Весь неуловимо довольный вид и ставший нежно-певучим голос порозовевшей Селены говорили о том, что такое существование ей полностью по душе, словно она наконец обрела все самое ценное в жизни и теперь смаковала каждый миг собственного бытия. Девушка вела себя с Вилберном подобно покорной супруге, внимала каждому его слову, спускалась в лавку за продуктами, никогда не прикасалась к еде первой, вовремя накрывала на стол, мыла посуду, убиралась, чинила одежду и делила с ним единственную в квартирке кровать. Однако близости между молодыми людьми все не случалось, чему никто из них не удивлялся, поскольку кольцо ежедневно им дарило переживания несказанного блаженства, в сравнении с которым сладострастное соитие казалось чем-то банальным, грубым и необязательным.
