– Вы кто?
В открытую дверь квартиры настойчиво
лезут разноцветные воздушные шарики, которые в руках держит
мужчина, но мне все же удается его рассмотреть.
Высокий, метр восемьдесят пять или
даже повыше, широкоплечий, жилистый, темные волосы, борода, джинсы,
распахнутая кожаная куртка. Пронзительный взгляд темных глаз, от
которых непроизвольно хочется спрятаться.
Почему-то я начинаю волноваться,
хотя повода нет. Я на своей территории. Мы не знакомы. Скорее
всего, человек просто ошибся. Терпеливо жду, когда он это поймет и
сделает шаг назад, чтобы я могла закрыть дверь.
А он не торопится.
Его взгляд скользит по моему лицу,
опускается ниже, заставляя меня занервничать и повторить:
– Вы кто?
– Ваш папа, – наконец поясняет
он.
Когда-то давно, когда мама
рассказывала, что мой папа – капитан дальнего плавания, я очень
мечтала об этом моменте. И представляла, как он придет, а я брошусь
ему на шею и ни о чем никогда не спрошу! Никогда. Ни о чем.
А теперь, когда мне исполнилось
двадцать девять, а мужчине, претендующему на роль моего родителя,
ну… на вид максимум немного за тридцать, все-таки не могу
удержаться от комментария:
– Рановато вы начали.
– Не твой папа, – сообщает он мрачно
и кивает на мой пока еще не особо большой, но уже довольно заметный
живот. – Я отец твоего будущего ребенка.
Чушь, просто чушь! Не может такого
быть! В клинике, выбирая донора для ЭКО, я остановилась на красивом
интеллигентном французе. Так что этот огромный бородатый мужик,
похожий на бандита, точно не может быть нашим папой!
– Скажите что-нибудь по-французски!
– требую я, чтобы расставить все точки над «і» и с чистой совестью
захлопнуть перед ним эту чертову дверь.
– Я тоже не в восторге от того, что
случилось. Но это мой ребенок, и я собираюсь активно участвовать в
его жизни. Вот такая вот се ля ви, Натали.
Он хмуро сдвигает темные брови, а я
испуганно застываю.
Меня поражает не то, что он
прислоняется к косяку, будто разгадал мои планы.
И не эти три слова, которые он
сказал по-французски.
И даже не то, что он назвал мое
имя.
А то, что я, кажется, его узнаю.
Наталья, полгода назад
– Ну что, – Ира поднимает бокал с
пузырящимся шампанским, – помянем твоего бывшего и отпустим с
миром? Или по нему ты тоже собираешься скорбеть год?
Люблю ее оптимизм и веру в меня. Мы
обе знаем, что год – слишком маленький срок. Первого своего бывшего
я не могла забыть года три, второго лет пять, а Степана…
С учетом, что каждый раз срок моей
скорби по ним увеличивался, боюсь, что и пятью годами дело не
обойдется. И сколько мне тогда будет? Двадцать девять плюс… ну
пусть даже плюс пять при хорошем раскладе…
К моменту, когда я действительно
решусь его мысленно отпустить, мне будет уже тридцать четыре!
А здесь каждый год на счету. Права
Ира, время летит так стремительно, что чуть-чуть зазеваешься – и
скорбеть по мне самой будет некому.
У меня ведь были свои планы на
жизнь, и я даже не заметила, как настойчиво пыталась воплотить в
жизнь чужие.
Хватит.
Самое время подумать и о себе.
Подставляю бокал для
шампанского.
Какое-то время тишину заполняет наш
дружный хруст шоколадкой с печеньем.
– Не собираюсь я больше скорбеть.
Хватит с него и недели. Пусть живет, как сам захотел, – заявляю я и
решительно переворачиваю фотографию со Степаном, на которой мы еще
были вдвоем. – У меня другие планы, и слезы в них точно не
входят.
– Надеюсь, релакс и разврат? –
подмигивает подруга, опять обновляя шампанское.
Заметив, как я качаю головой, она
немного скисает, даже ее длинные серьги издают грустный звон.
– Ну хотя бы что-то из двух?
– Ни то, ни другое. Мне предстоит
тяжелый труд, долгое ожидание и бессонные ночи. Я собираюсь родить
ребенка!
