Какое-то время я сомневаюсь:
случившееся сегодня - повод для грусти или для праздника? Но
гололед и порыв осеннего ветра буквально вкатывают меня на ступени
магазина.
А вот то, что помимо всего остального
я покупаю пирог с маком, торт и бутылку хорошего красного вина –
уже исключительно мой выбор. Наверное, чувство вины все-таки
подавляется отголосками тихой радости, что и эта агония наконец-то
закончилась.
Из магазина качусь осторожно,
стараясь не добавить работы травматологам, которые и без меня
наверняка зашиваются. Как обычно в нашей стране, никто не
подозревал, что в ноябре может ухудшиться погода, и в итоге многие
сегодня пытались преодолеть погодный коллапс на летней резине и в
обуви, не предназначенной для экстремальных передвижений.
Мои осенние ботинки на каблуке тоже
не верх удобства, но, слава Богу, идти (а скорее, ехать) недолго.
Всего минут через пять я уже облегченно перевожу дух в подъезде, а
потом легко поднимаюсь на третий этаж.
- Привет, милая, - бабушка открывает
дверь после первого же звонка, позволяет себя обнять и тут же
приосанивается, отстраняясь. – Проходи.
Пока я переобуваюсь в тапочки и
снимаю дубленку, она смотрится в зеркало и чуть подкрашивает губы
помадой. Несмотря на преклонный возраст, она стройная, как и в
юности, и все так же любит следить за собой. На ней белый брючный
костюм, как будто в гости она ждала не меня, а кавалера, аккуратный
макияж, а белоснежные волосы уложены в высокую прическу.
Я заношу покупки на кухню, и пока
разбираю их, бабушка включает чайник, ставит чашки, а потом
замечает торт и бутылку вина, и меняет чашки на бокалы. Я стою к
ней спиной, но чувствую ее взгляд, и мысленно считаю секунды, пока
она догадается. Никакого праздника нет, логика бабушки сбоев
никогда не давала, так что…
- Это какой по счету, Оль? –
участливо спрашивает она спустя всего тридцать секунд. – Кажется,
пятый?
- Не преувеличивай степень моего
демонизма, - усмехаюсь. – Пока только четвертый.
Бабуля покладисто кивает, принимает
бокал вина и делает глоток, пока я организовываю нам нарезки и
разрезаю торт. Увидев, что она сильно переживает, склоняюсь к ней,
обнимаю и пытаюсь утешить.
- Ба, не волнуйся, ну с кем не
бывает… подумаешь, уволили, - бормочу я, старательно пряча вздох. –
Не только меня ведь, просто фирма закрывается. Кризис.
- Кризис, - повторяет глухо она, и
вздыхает вместо меня. – Но, Оля, этот кризис случается уже четыре
раза подряд.
- С учетом, что он настигает меня
примерно раз в году, получается не так часто, - пытаюсь ее
приободрить.
Бабуля кивает, временно отпуская
болезненную тему, но я вижу, как она невольно хмурит седые брови.
Ее не утешает даже любимое вино и торт, который она из-за фигуры
позволяет себе очень редко. Она старается взять эмоции под контроль
и вздыхает украдкой, пока я в который раз борюсь с двойственными
впечатлениями. С одной стороны, когда четыре раза подряд фирмы, в
которых работаешь, закрываются – это повод для печали или хотя бы
разочарования. С другой - когда работа не любимая, это как
возможность глотнуть свежего воздуха в затхлом помещении.
До момента, когда придется
устраиваться в другую компанию. Но на прежнюю должность. Потому что
ничего другого я не умею, а быть на содержании у родителей в
двадцать семь лет совесть не позволяет.
Бабуля мужественно держится почти
полчаса, пока мы сидим за столом, но стоит переместиться в
гостиную, она бросает задумчивый взгляд на стену с фотографиями в
рамочках и говорит коронную фразу:
- Вот если бы ты не бросила балетную
школу…
Эта фраза неизменна, и звучит в
моменты сильного разочарования мной. Она звучала, когда по
настоянию родителей я выбрала факультет «бухучет и аудит», и меня
едва не выгнали с первого курса за неуспеваемость. Она звучала,
когда я окончила универ с красным дипломом, но слишком долго по
мнению родных искала первую работу. Так долго, что им пришлось
вмешаться и устроить меня к своим знакомым.
