Медленно катящееся к горизонту
жаркое летнее солнце освещало городской парк и наполняло его томным
зноем. По аллеям бегали дети, за ними бегали их мамы, своевременно
подхватывая свои оступившиеся чада, а если не успевали уберечь тех
от падения – то поднимая, отряхивая и вытирая слезы. Парочка
полицейских, патрулировавших территорию парка, болтала о текущих
делах и планах на грядущие выходные. Детский смех, громкие голоса и
переливающиеся струи воды журчали над центральной площадкой парка,
выложенной красной брусчаткой и украшенной строем небольших
фонтанов в центре.
Мирная картина городского вечера
пятницы менялась потихоньку, исподволь, начав с пронзительного
плача детей на краю дальней аллеи. Этот плач, как эстафету,
подхватывали всё новые и новые детские голоса, к ним присоединились
возмущенные возгласы женщин, в сторону аллеи понемногу
оборачивались другие отдыхающие в парке люди, и вскоре заголосила
вся центральная площадка: детский рёв и причитания женщин
окончательно сменили смех и беззаботный гомон.
– Немедленно прекратите это
безобразие! – подскочили к стоящим в тенёчке полицейским две
женщины, размахивая руками и перебивая восклицания друг друга. – Вы
что, не видите, как детей пугают?! Запретите этому гаду разгуливать
по общественному месту в таком виде! Верните ему голову на место
или снимите с него шкуру, слышите?! У меня ребенок в истерике
бьётся!
– С кого снять шкуру? – растерялись
полицейские, не видящие из своего закутка северную сторону
центральной площадки.
– С панды!
– С какой панды?!
– С китайской! Снимите с неё шкуру
или прикрутите голову обратно!
Полицейские переглянулись, спросили
участливо:
– Вы перегрелись на солнце? Такая
жара стоит всю неделю...
– А-аааа!!! – дружно завопили
женщины, уцепили вяло сопротивляющихся полицейских за руки и
потащили к фонтанам. – Вы видите? Вы видите?!!
Теперь полицейские увидели...
По красной брусчатке площади
вышагивала большая толстая панда. В целом это была бы вполне себе
обычная панда, если бы она не волокла в правой лапе собственную
голову, а из обрубка ее шеи не вырывались бы фонтанчики крови,
рассыпаясь струйками на вечернем ветерке.
У полицейских невольно вылетели
непечатные обороты национального жаргона, руки их метнулись к
кобуре с табельным оружием. Только переведя дух и пристальней
всмотревшись в шествующий по площади образ из ночных кошмаров,
стражи порядка сообразили, что перед ними всего лишь человек в
костюме панды. Из короткой шеи не била кровь – это вырывались и
сверкали на солнце пряди красно-рыжих коротких волос того, кто
прятался под меховой шкурой панды, но впечатление безглавый зверь
производил жуткое, неудивительно, что детвора с визгом попряталась
за материнские юбки или рыдала, уткнувшись носами в плечи
разозлённых отцов.
– Черт, пошли скорее, а не то этой
«панде» настоящую голову сейчас открутят, – первым спохватился один
из полицейских, смотря, как родительская общественность угрожающе
обступает панду со всех сторон.
Полицейские расправили плечи и
промаршировали в сторону возмутителя спокойствия. При появлении
представителей закона напряженное молчание злой толпы сменилось
гневными возгласами, панда замерла на месте, прижала голову к
правому боку и затравленно завертела по сторонам обрубком шеи. На
этом обрубке нелепо торчал галстук-бабочка, на котором еще более
нелепо мерцали два печальных зеленых глаза. Глаза были
человеческими, усталыми, раздраженными и часто мигали.
– Разойдитесь, граждане! – дружно
рявкнули полицейские собравшейся толпе.
– Посмотрите, что творят! Нынешняя
молодежь совсем умом тронулась! – выкрикнула бойкая старушка, и ее
поддержал хор голосов:
– Форменное безобразие!
Только-только карантинные ограничения сняли, позволили с детьми
погулять выйти, а тут такое!!!