Холодная ночь. На сухой, песчанной земле в перемешку с глиной, вокруг которой на многие версты не было ни единого намёка на любую другую жизнь, стоял бандитский лагерь. Бандитский он был лишь условно, обитателям этого лагеря было привычно называть себя отрядом. Несколько палаток, один вместительный шатёр из белой ткани, крупное кострище, вокруг которого расположилось несколько лиц. Очень холодная, пускай и безветренная ночь, не оставляла шанса выжить без хоть какого-то источника огня. В ста шагах от лагеря на холодных камнях, одинаковых по размеру, сидело две тени.
Так-что с малых лет я понимал, что хорошей жизни мне не увидеть, сказала одна из теней. Её собеседник понимающе кивнул, после чего подбодрил: Здесь, в лагере, почти нет тех, кто при бывшей жизни надеялся на что-то хорошее, Фрэнк.
Фрэнк вспоминал события восьмилетней давности, когда отец в пьяном порыве разнёс семейную ферму в щепки, вечно крича, какая мать Фрэнка потаскуха. Он перебрался жить к старшему брату в город, название которого за все прошедшие года так ни разу правильно и не выговорил. Спокойная жизнь навсегда закончилась, когда брата Фрэнка начали избивать дубинками, после чего связали руки верёвкой и отвели в здание с толстыми решётками на окнах. Фрэнк разбойничал пару лет, до тех пор, пока не набрёл на Отряд Сомбры. Они подобрали мальчика совсем исхудавшим, юноша 18ти лет имел лишь немного больший вес, чем у крупной немецкой овчарки. С того дня Фрэнк был в отряде всего месяц, так и не обжившись. Он просто скитался вместе с остальными, да следовал туда, куда ему велели. Только сейчас до юного Фрэнка кому-то стало дело.
Собеседник Фрэнка, Одрин, спрыгнул с холодного камня, похлопал Фрэнка по плечу и удалился к костру. Фрэнк остался сидеть в темноте, на холодном камне. В лагере стояло затишье: почти все палатки были занавешены, из главного белого шатра выглядывал яркий свет, несколько человек там что-то активно обсуждали. У костра сидели теперь уже четверо, считая Одрина. Рядом с Одрином расположился такой же молодой как Фрэнк парень, сильно измотанный дорогой. Напротив Одрина, закинув ноги на поваленное дерево, лежал худощавый на вид, но очень высокий парень. Он был достаточно старше в лице, чем все остальные новобранцы, а по словам Одрина, он был одним из первых, вступивших в отряд. Его звали "Охмяу". Да, это была кличка, но многие в этом лагере обладали собственными кличками. Называться именами было не принято, хотя никем не запрещалось. Последним у костра сидел некто, кто был повёрнут к Фрэнку спиной, так-что о нём нельзя было сказать хоть что-нибудь.
Фрэнк медленно сполз с уже ледяного камня, и дрожа от холода пошагал по направлению к костру. Это был большой, каменный кострище. Хотя надобности в ограждении костра камнями не было, кто-то всё таки не поленился натаскать их. Охмяу, как оказалось, задремал. Его ноги были согнуты в колени, а руки подбиты под голову, поэтому складывалось впечатление, что он не спит, а мечтает, и сейчас же вскочит с выкриком "Идея!". Фрэнк безмолвно потупил у костра пару минут, а затем отправился прогулкой по лагерю. Многочисленные палатки в тени не представляли большого интереса, поэтому ноги Фрэнка привели его к белому шатру. Он аккуратно заглянул в одну из многочисленных дыр, образовавшихся вследствие некачественной ткани. Вокруг импровизированного стола из нескольких камней и большой доски возилось несколько человек, а точнее – четверо. Единственный из них, что сидел за низким столом в позе лотоса, был бледный, как мертвец. У него было очень вытянутое, худое лицо. Между остановками Фрэнк видел его в полный рост пару раз – человека длиной почти с полтора дверных прохода не каждый день встретишь. Он сидел закрыв глаза, словно вообще не обращая внимания на идущую вокруг дискуссию. В дальнем углу стоял здоровенный мужик со значительной растительностью на лице. В лагере его звали "
