Она стояла посреди леса. Её рыжие волосы закрывали её тело вплоть до колен, но он почему-то точно знал, что одежды на ней нет. В голове будто был вакуум – никаких звуков не слышалось, никаких мыслей, кроме одной, не возникало. Он смотрел на неё и ждал, что произойдёт. Нимфа, а иначе он никак не мог её назвать, вдруг медленно подняла руку и поманила его к себе. Да, его, и никого другого. Вокруг них никого нет. Вот он, этот момент, который он так долго ждал! Вот оно – счастье, он и она, никого вокруг. Только её манящий взгляд, и жест. Но почему тогда он испытывает не счастье, не любовь или даже желание? Почему его шею сдавливает петля? Почему сердце его вот-вот остановится?
Он шагнул навстречу нимфе, но не ступил на землю, а провалился сквозь неё. И последней секунды ему хватило, чтоб увидеть на дне ямы заострённые колья…
Влад вырвался из паутины сна с глубоким вздохом. Образы и чувства засели в его голове и отчётливо отпечатывались в памяти. Давно он не испытывал таких ярких чувств и такого точного отображения того, о чём он думал последние месяцы. Наконец, когда пульс его пришел в норму и спазм отпустил душу, Влад Сухов провёл рукой по колючей голове, которую недавно подстриг по армейскому стандарту, под три миллиметра, посмотрел в окно, где ярко светило солнце и подумал, что день сегодня будет отвратным. На компьютерном столе (без компьютера) лежали тетрадки и книга про греческую мифологию. Оттуда-то наверняка и пришел образ лесной нимфы, чтоб её. Влад снова прогнал перед взором сцену сна, но уже заметил, что помнит её иначе и таких же противоречивых мерзких ощущений она не вызывает. Влад жалел, скорее, что всё закончилось волчьей ямой, а не чем-нибудь более приятным. Лучше бы сны вообще ему не снились…
В дверь постучались.
– Я надеюсь, ты уже не спишь? – донёсся мамин голос.
– Нет! Ща выйду!
– Завтрак стынет! Торопись, мы скоро уезжаем!
Влад не хотел никуда вставать, не хотел никуда ехать, но обстоятельства сложились как нельзя хуже. Пока он одевался, в голове проносились последние события месяца. Мама узнала, что у неё ранняя стадия онкологии и надо сделать операцию и как можно быстрее. Ей повезло, что в одной из больших клиник Москвы запросто удаляют подобного рода опухоли и, более того, первую операцию ей могут провести уже через месяц. И вот, подходил срок, мама уедет на пару недель в столицу, а сына отправит в детский лагерь. Господи милостивый, поехать на две недели в детский лагерь к соплякам, когда тебе вот-вот исполнится шестнадцать! Влад был в ужасе, когда узнал о своей участи – оставить его одного в доме мама не решилась, а никого из родственников давно не было в живых: отца Влад в помине не знал, старших родственников тем более, они умерли ещё до его рождения от той же онкологии (зато мама, зная об этой их семейной предрасположенности, вовремя выявила свою опухоль). Итак, последние две недели августа Влад проведёт в детском загородной лагере, среди малолетних школьников и бездарных ровесников.
Жизнь – боль…
– Что за дурацкая причёска? Будто в армию собрался.
Мама стояла над плитой и смотрела в жерло кипящей турки.
– Уж лучше в армию… – выдохнул Влад, садясь за яичницу, напичканную последними продуктами, что оставались в холодильнике.
– Ага, нефиг тебе там делать. – Мама повернулась к нему и смотрела пылающими глазами. – Знала я случаи, когда сыновья в армию идут, а обратно – на костылях возвращаются! Будет мне радость, с единственным сыном…
Вдруг она услышала шипение, вздрогнула, схватила и подняла турку, из которого убежала добрая половина кофе.
– Рассеянной у тебя мать стала. Стареет.
Влад слышал подобные слова уже не раз и уже только улыбался им, не пытаясь опровергать.
