Глава 1: Тишина в четырех стенах
Тишина в кабинете была особая – густая, насыщенная, будто живое существо. Она не была пустой, она была наполнена смыслом. Марк Ильин сидел напротив подростка, всем своим видом выражавшего глухую, почти звериную оборону. Пятнадцатилетний Денис сгорбился на стуле, руки впились в колени, взгляд уперся в узор на персидском ковре. Он не смотрел на Марка уже двадцать минут.
«Сопротивление материалом», – пронеслось в голове у Марка с легкой, почти профессиональной иронией. Он не торопился. Он давал тишине работать. Она была его главным инструментом, скальпелем, которым он осторожно вскрывал защитную оболочку, слой за слоем. В воздухе пахло древесиной старого книжного шкафа, травяным чаем с мятой и едва уловимым ароматом ладана, который Марк иногда использовал, чтобы создать атмосферу безопасности, отсечь внешний мир.
– Необязательно говорить, – голос Марка был низким, спокойным, без всякого давления. Он не пытался его заполнить, он просто обозначил свое присутствие. – Можно просто сидеть. Интересно, о чем ты думаешь, глядя на этот ковер. Мне всегда казалось, что эти узоры похожи на лабиринт. Можно заблудиться.
Денис не шелохнулся. Но Марк заметил, как напряглись мышцы его шеи. Мальчик услышал. Откликнулся. Пусть пока только телом.
Это была их третья встреча. Дениса привела мать, отчаявшаяся справиться с его агрессией, воровством и полным разрывом контакта. На первой сессии Денис молчал и смотрел в окно. На второй – бросил стулом в стену. Прогресс был, хоть и своеобразный. Сегодняшняя оборонительная тишина была следующим этапом. Гнев – это хоть какая-то эмоция, выход энергии. А вот это уходящее в себя молчание, эта каменная маска – куда тревожнее. Это значило, что парень ушел глубоко в себя, в свою рану.
Марк отпил глоток остывшего чая. Его кабинет был его крепостью. Стены, заставленные книгами по психологии, философии, искусству; мягкий свет от торшера; несколько картин, написанных его бывшими пациентами – как свидетельства побед над хаосом. Здесь он чувствовал себя хозяином положения. Здесь он мог контролировать процессы. В отличие от внешнего мира, где контроль был иллюзией.
Он наблюдал за Денисом, отмечая малейшие детали: потертые манжеты на куртке, видимо деньги, которые он воровал, уходили на что-то другое, не на себя; чистые, но обкусанные ногти обозначали внутреннее напряжение; легкое подрагивание левой ноги , могло говорить о подавленной энергии, возможно, страхе.
– Знаешь, я в детстве тоже ненавидел психологов, – мягко продолжил Марк, переходя на язык метафор, единственный, который мог пробиться через броню. – Меня к ним водила мать после… одного случая. Я думал, они все читают мысли. И я специально думал о всякой ерунде, о мультиках, о футболе, лишь бы они не добрались до настоящего.
Уголок рта Дениса дрогнул. Почти неуловимо.
– А потом я понял, что они не экстрасенсы. Они просто смотрят. И слушают. А самое главное – молчат. Потому что когда молчишь, другой человек начинает говорить. Чтобы заполнить пустоту. Сначала ерунду, а потом и правду выдает.
Он сделал паузу. Тишина снова натянулась, но теперь она была не враждебной, а заинтересованной. Денис украдкой, быстрым движением глаз, посмотрел на Марка и так же быстро отвел взгляд.
– Я не буду заставлять тебя говорить, Денис. И не буду читать твои мысли. Но я здесь. И я слушаю. Даже твое молчание. Оно мне многое рассказывает.
Внезапно Денис поднял голову. Его глаза, темные, почти черные, полые от гнева и боли, впервые за сегодня встретились с взглядом Марка.
– А что оно тебе рассказывает? – голос у него был хриплый, сдавленный, будто он давно не пользовался им. – Что ты такой умный все понимаешь?
