Пролог: Эхо на мокром асфальте
Дождь начался внезапно, как будто небо прорвало по шву. Он не стучал, а шипел по асфальту, превращая свет фонарей в расплывчатые желтые пятна. Тринадцатилетний Леша прижался лбом к холодному стеклу пассажирского окна, рисуя пальцем на запотевшем стекле абстрактные завитки. В машине пахло жареной картошкой из столовой и автомобильным освежителем с приторным запахом «альпийской свежести».
Его старший брат Вадим вел машину легко, почти небрежно, одной рукой покручивая руль, другой настраивая радио. Из колонок лилась какая-то ритмичная, незнакомая Леше музыка. Вадим что-то напевал себе под нос, отбивая такт пальцами по рулю. Он был счастлив. Сегодня он выиграл свои первые серьезные гонки – пусть и подпольные, на заброшенном аэродроме, но для него это был шаг в мечту.
– Вот куплю себе нормальный тачку, а эту тебе на запчаки оставлю, – ухмыльнулся Вадим, подмигнув брату. – Будешь девушек моем мерседесе катать.
Леша фыркнул, но внутри потеплело. Он гордился братом до боли в груди.
Машина свернула на пустынную загородную трассу. Дождь усиливался. Ветер бросал в стекло мокрые листья. Вадим прибавил скорость, щурясь в полосу света от фар. Он знал эту дорогу как свои пять пальцев.
И вдруг его улыбка исчезла. Взгляд стал сосредоточенным, острым.
– Что за черт? – пробормотал он, глядя в зеркало заднего вида.
Леша обернулся. Сзади, пробиваясь сквозь пелену дождя, к ним приближались фары какого-то большого автомобиля. Он шел слишком близко и слишком быстро.
– Да что он себе думает? – Вадим жестом показал, чтобы тот пристроился на своей полосе.
Но внедорожник не сбавил ход. Наоборот, он прижался еще ближе, слепя огромными ксенонами. Он был темным, цвета спелой вишни.
– Дурак! – крикнул Вадим и резко дернул руль вправо, уступая дорогу.
Внедорожник поравнялся с ними. На секунду в соседнем окне мелькнуло чье-то лицо – неясное, размытое потоками воды, но показавшееся Леше до жути сосредоточенным. И в тот же миг темная масса внедорожника резко, без всякой причины, пошла на сближение.
Раздался оглушительный, скрежещущий звук металла о металл. Их маленькую машину резко бросило в сторону. Вадим выругался, изо всех сил выкручивая руль, пытаясь выровнять снос. Колеса потеряли сцепление с мокрым асфальтом.
Леша на мгновение встретился с взглядом брата. В его глазах не было страха. Была ярость. И понимание. Странное, леденящее понимание.
– Держись! – успел крикнуть Вадим.
Мир перевернулся. Звуки смешались в оглушительную какофонию: визг тормозов, лязг, звон бьющегося стекла, чей-то крик – его собственный. Свет фар бешено закрутился, выхватывая из тьмы куски асфальта, небо, землю.
Удар. Глухой, костный. И тишина.
Давящая, оглушительная тишина, нарушаемая только шипением дождя и треском остывающего двигателя. Леша лежал на боку, пристегнутый ремнем, вверх ногами. В ушах звенело. Все тело ныло. Он попытался пошевелиться, но не смог. Сквозь треснувшее лобовое стекло он видел перекошенный мир: колесо их машины, бестолково торчащее в воздухе, и темную полосу кювета.
Потом он услышал другой звук. Низкий, спокойный рокот мотора. Он повернул голову, превозмогая боль. Наверху, на краю дороги, стоял тот самый темно-бордовый внедорожник. Его фары, как глаза хищника, были направлены в кювет. Дверь не открывалась. Никто не спешил на помощь.
Затем фары моргнули раз, другой, и автомобиль медленно, почти величественно, тронулся с места и растворился в ночи и дожде.
Леша остался один. В тишине. Рядом с неподвижным телом брата. И в его сознании, отупелом от шока, навсегда отпечатались три вещи: скрежет металла, запах бензина и горячего масла, и тень человека за стеклом машины, которая их убила. Тень, которая молча наблюдала, чтобы убедиться, что работа сделана.
