Глава 1. Зов долины
Последний глоток остывшего чая горьковатой тягучей массой пополз вниз по пищеводу. Шериф Егор поморщился, отставив в сторону глиняную кружку с потрёпанной надписью «Лучшему папе». Он уже допивал свой чай, разбирая кипу бумаг, когда в дверь постучали. Не просто постучали – три отрывистых, чётких удара, которые врезались в дремотную тишину кабинета, словно пули в мишень. Стук был твёрдым, лишённым всякой робости, и это сразу насторожило.
Кабинет шерифа Егора был его личной вселенной, пахнущей старым деревом, оружейной смазкой, пылью и слабым, но стойким ароматом вчерашнего кофе. Он как раз вникал в витиеватые жалобы миссис Хиггинс, чей драгоценный сад, по её словам, «был варварски разорён неведомой нечистью, польстившейся на яблоки сорта „Антоновка“». Егор даже мысленно представил этого «варвара» – местного мальчишку, который, скорее всего, просто не удержался перед соблазном. Рутина. Скучная, предсказуемая рутина, которую он, как ни парадоксально, иногда ценил больше, чем громкие дела. Она была признаком того, что в мире всё спокойно.
– Войдите, – буркнул он, не отрываясь от отчёта, водя тупым карандашом по полям.
Дверь скрипнула – тот самый заевший скрип, на который он вечно собирался обратить внимание и вечно забывал, – и на пороге возникла не просто фигура, а тень. Тень начальника, инспектора Крюгера. Его лицо, обычно выражавшее спокойную уверенность, сейчас было землисто-серым, будто его вылепили из усталости и запылённого гипса. Под глазами залегли тёмные, плотные мешки, а в уголках губ затаилась непривычная напряжённость. Он вошёл, и дверь сама собой прикрылась за ним, будто запечатывая кабинет от внешнего мира.
– Егор, брось ты эту ерунду, – голос Крюгера был низким, хриплым, будто он только что бежал или долго не пил воды. – Есть дело. Серьёзное.
Егор медленно, с некоторой неохотой, отложил карандаш. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок. По тону Крюгера, по его осанке, по тому, как он стоял, вбив себя в пол, – было ясно: шутки кончились. Наступило то самое время, которого он всегда подсознательно ждал и которого одновременно опасался.
– В чём дело, слушаю Вас? – спросил Егор, откидываясь на спинку кресла. Оно ответило протестующим скрипом.
Крюгер тяжело опустился на стул напротив. Дерево под ним жалобно застонало, предчувствуя тяжесть разговора.
– Сонная Лощина. Ты слышал о такой?
В памяти Егора всплыли обрывки фраз, старые газетные заметки, байки, которые рассказывали поздно вечером в баре. Мистика, призраки, народный фольклор.
– Мифическое место? – он непроизвольно усмехнулся, пытаясь снять напряжение. – Призраки, всадник без головы, пропавшие путники? Сказки для туристов и впечатлительных бабушек.
– Мифы кончились две недели назад, – отрезал Крюгер, и его слова повисли в воздухе, холодные и тяжёлые, как свинец. – Там найдены два тела. Обоим отрублены головы. Аккуратно, под самый позвонок. Местный констебль… Хопкинс, кажется… в панике, шлёт шифрованные телеграммы, в которых пишет больше о каком-то призраке, чем о фактах. Жители запираются в домах с закатом, на улицах – ни души. Говорят, видели того самого Всадника.
Егор перестал улыбаться. В кабинете стало тихо, слышно было только назойливое жужжание мухи, бьющейся об оконное стекло.
– Всадника? – переспросил он, чтобы выиграть время.
– Его. Нужен человек со стальными нервами, который не побежит за священником при виде чего-то необъяснимого. Который будет искать преступника, а не привидение. Я подумал о тебе.
В этих словах не было лести. Была констатация факта. Егор славился своим упрямым, почти болезненным рационализмом. Он верил в факты, в отпечатки пальцев, в логику, а не в сказки.
