Из квартиры на четвёртом этаже, словно из зала старого театра, где каждую ночь разыгрывается одна и та же, до боли знакомая драма, доносились крики и ругань. Это была стандартная пьеса их брака, где декорации – обшарпанные стены, а реквизит – вечный спор о быте.
Катя, её голос срывался от недоумения и накопившейся обиды, кричала на Сергея:
– Мы в браке уже пятый год, а ты всё никак не можешь починить эту стиральную машину! Или, в конце концов, купить новую! Неужели так сложно?
Сергей, чьё лицо исказила гримаса злости, ответил ей такой же яростной волной:
– Конечно, у меня же времени вагон, да и денег куча! – парировал он, чувствуя, как в нём клокочет всё то, что он так долго сдерживал. – Давно тебе говорю, не суй так много вещей в эту развалюху! Она же не резиновая! А ты всё своё: сломай меня, сломай!
Но Катя не унималась, её голос становился всё более истеричным:
– Да я уже устала руками полоскать! Устала от того, что ты вечно находишь отговорки! Это не вещи, Сергей, это жизнь! Это наш общий быт, который ты, похоже, совершенно не ценишь! Может, тебе просто плевать на меня, на наш дом?!
– Плевать?! – взорвался Сергей, чувствуя, как кровь приливает к лицу. – Ты хочешь сказать, что мне плевать?! А тебе, значит, не плевать, когда ты часами зависаешь в этих своих соцсетях, пока я тут, как проклятый, пытаюсь что-то сделать?! Пока я пытаюсь заработать на ту самую новую машину, которую ты так хочешь! Ты хоть представляешь, как это сложно, когда ты целый день на ногах, а потом ещё и дома должен быть мастером на все руки?!
– А ты думаешь, мне легко?! – Катя перешла на крик, слезы уже текли по её щекам. – Ты приходишь домой, и единственное, о чём ты думаешь – это как бы поскорее отдохнуть! А я? Я всё на себе тащу – и быт, и дом, и вот эту дурацкую стиральную машину, которую ты обещал починить ещё три месяца назад! Может, тебе просто надоело всё, а? Может, тебе просто надоела я?!
– Ох, Катя, сколько можно… – Сергей устало опустился на диван, как будто силы покинули его. – Давай не будем. Пожалуйста. Я всё починю. Завтра. Обещаю.
Но в его глазах, даже в этой усталости, читалась та же безысходность, что и в её. Они оба были заложниками этой бесконечной пьесы, где слова ранили, а молчание лишь усиливало пропасть между ними. И где-то там, за стенами их квартиры, жизнь продолжалась своим чередом, не обращая внимания на их драму, которая, казалось, будет длиться вечно.
Катя, провожая его взглядом, полным жгучей обиды, отвернулась к окну. Её плечи мелко подрагивали, а губы шевелились, произнося неразборчивые, горькие слова, словно тихий, но ядовитый шепот, который она направляла в пустоту:
– Бесит… вот же бесит! Как же он меня бесит! Только и знает, что орать… Обещал, обещал… Да когда уже, Господи, когда?!
Её бормотание, тихое, но полное яда, достигло слуха Сергея, который уже собирался уйти. Эти приглушенные слова, словно последняя капля, переполнили чашу его терпения. Он резко обернулся, его глаза сверкнули неистовым гневом.
– Знаешь что, Катя?! – прорычал он, его голос стал ещё громче, словно пытаясь заглушить её бурчание, а может, и свои собственные сомнения. – Ты меня достала! Просто достала! А я… я пойду на работу! Да, я пойду на работу, чтобы заработать на эту чёртову машину, которую ты так жаждешь! Потому что я не могу больше слушать этот бесконечный твой нытьё!
Он резко распахнул дверь, которая с глухим стуком ударилась о стену, словно вторя грому, который бушевал внутри их квартиры. Схватив куртку с вешалки, он напоследок бросил ей, уже не глядя:
– Я не могу больше этого выносить! Не могу!
И, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь так, что стены, казалось, вздрогнули. Тяжёлый звук замка, щелкнувший в тишине, оставил Катю одну, с её невысказанными претензиями и его последними, обжигающими словами, эхом отдающимися в опустевшей комнате. А он, Сергей, уходил, оставляя за спиной не только их ссору, но и ещё одну трещину в фундаменте их брака, унося с собой, возможно, и часть себя, но не своё обещание.
