Глава 1 Между медведем и ястребом.
Дупло в раскидистом клёне, служившее Жаворонку домом, было настолько скромным, что его с лёгкостью можно было принять за сквозную дыру, проделанную чересчур усердным дятлом. Внутри, однако, царил маниакальный порядок, достойный разве что отставного полковника, который на пенсии решил, что его миссия – сделать мир чище. Каждая веточка, каждая травинка была не просто аккуратно подметена, а выровнена по линейке с точностью до миллиметра и разложена по цветам и размерам. А миниатюрная метёлочка из лопуха, которую сам Жаворонок гордо называл «Его Величество Лопушиное Перо», висела на гвоздике, любовно вбитом в стену изо мха.
Жаворонок, скромный разнорабочий в Лесном Хоре, мечтал о большой сцене, о славе, об овациях, о… впрочем, его мечты были столь же разнообразны, сколь и несбыточны. Дело в том, что его родители, помешанные на тишине и покое, с самого детства внушали ему, что пение – это неприлично, вульгарно и, вообще, удел легкомысленных птиц. Вместо колыбельных они читали ему лекции о пользе молчания, а за попытки щебетать награждали суровым взглядом и дополнительной порцией зерна, чтобы набить ему клюв под завязку. В результате Жаворонок вырос, и петь совсем не умел. Сколько бы он ни пытался, из его клюва вырывались лишь какие-то невнятные звуки, больше похожие на скрип телеги, чем на мелодичную трель. У него не было ни слуха, ни голоса, ни даже малейшего представления о том, что такое музыка. Но это не мешало ему мечтать. Ведь, в конце концов, мечтать – это бесплатно, верно?
Его обязанности в хоре были так же скромны, как и он сам. Жаворонок следил за тем, чтобы тля, эта вечная головная боль лесных музыкантов, не портила нотные грамоты. Тлям объясняли, тлям угрожали, тлей умоляли, тлям показывали бесплатные концерты, но они, кажется, не понимали. Приходилось каждый день гонять их «Его Величеством Лопушиным Пером». Ещё Жаворонок старательно подметал репетиционный зал, дабы избежать спотыканий и падений во время репетиций, и выполнял тысячи других мелких поручений, надеясь, что однажды его заметят и оценят. Возможно, даже вручат почётную грамоту «Самый незаметный работник года» – с изображением невидимого единорога, который ест прозрачное сено.
Сердце Жаворонка, подобно хорошо отлаженному часовому механизму, томилось по Синичке, изящной певунье с голосом ангела и взглядом, холодным, как зимний мороз. Её внимание безраздельно принадлежало Соловью – блистательному солисту, чьи трели заставляли млеть не только Синичку, но и половину лесных нимф. Соловей, как истинный артист, купался в лучах славы, носил шёлковый шарф и считал себя пупом Леса. Его внешний вид был настолько вычурным и ярким, что напоминал скорее фейерверк на лапках, чем птицу. Из-за этого постоянного сияния в него то и дело врезались мотыльки, ошибочно принимая его за самую яркую лампочку в окрестностях. Иногда приходилось даже выпускать специальные «мотыльковые» объявления: «Внимание! Просьба не врезаться в солиста, это не свет!».
Жаворонок же, как истинный разнорабочий, считал себя лишь маленькой шестерёнкой в огромном механизме Лесного Хора. Впрочем, в глубине души он надеялся, что однажды станет той самой шестерёнкой, которая сломается и остановит весь этот безумный механизм, дабы Синичка, наконец, обратила на него внимание.
Каждый день Жаворонок усердно трудился, мечтая о Синичке, о славе, о справедливости, о чашке горячего чая с рябиной и о том, чтобы два наглых Ястреба, превратившие его жизнь в бесконечную череду погонь, наконец-то оставили его в покое. Эти пернатые хулиганы, словно налоговые инспекторы, преследовали его с завидным упорством, пытаясь отнять у него последнюю крошку (чаще всего – завалявшееся в кармане зёрнышко).
