Часть I. Искра. Глава 1. Всё рушится
♪ Simple Plan – Welcome to My Life
Время тянется бесконечно. В классе душно.
История. Мистер Кингсли бродит у доски, монотонно читает что-то про Великую Депрессию с измятого листа, время от времени окидывая учеников суровым взглядом поверх очков. Часы на стене тикают – слишком мерно, слишком громко. Ручки шуршат по бумаге – а звучит как наждачка.
Алекс вертит в руках карандаш и трясёт ногой под партой. Не может сосредоточиться, не может усидеть, не может думать. Ему кажется, что он медленно сходит с ума – от того, как голос учителя усыпляет, от того, как тишина звенит в ушах, от того, какой же это всё бред. В тетради ни строчки конспекта – только каракули и рисунки: карикатура Кингсли с дымом из ушей, языки пламени, хаотичные, угловатые граффити.
– Великая Депрессия, бла-бла-бла. Цены падают, бла-бла-бла. Хренова туча американцев остаётся без работы, бла-бла-бла. Ща от тоски умру, – бурчит он, встревая и бросая карандаш. – Уроки ваши – хуже депрессии, честное слово.
Кто-то из одноклассников прыскает, кто-то показывает «класс» – вместо поддержки, но Алексу достаточно и этого: он ухмыляется, смотрит с вызовом на закипающего историка.
– Вы, мистер Севилл, я гляжу, стали много себе позволять в последнее время, – делает он замечание. – Может, выйдете к доске и объясните материал за меня?
– А из класса можно выйти? – лыбится Алекс. Ему весело – наконец хоть что-то меняется в этом сонном аду. – А то ноги капец затекли.
– Ты, может, заткнёшься уже и тупо свалишь? – вдруг скалится ботан с задней парты.
– Мистер Райли, следите за языком! – взрывается учитель. Контроль утерян безвозвратно, Великая Депрессия оборачивается Великой Революцией, ученики переглядываются, шепчутся, возбуждаются.
– Повтори, чё сказал? – бычит Алекс. Ему хватает едва ли не сотой доли секунды, чтобы подорваться со стула и махнуть к задней парте. Он смотрит на одноклассника так, будто хочет испепелить на месте.
– Завали, – холодно повторяет Райли практически по слогам. Взгляда не избегает – наоборот, смотрит аккурат в синие пылающие глаза, остро, упрямо. – Задрал уже уроки срывать, слышь?
– Я щас тебя, нахуй, завалю!
В голове всё взрывается, бешенство бурлит потоком лавы, перекрывая и кислород, и способность соображать. Алекс хватает Райли за ворот отутюженного поло, рвёт на себя.
– Так, остановились оба! – подскочивший мистер Кингсли растаскивает их и впихивает каждому по записке. Потом указывает Алексу на дверь и несёт какую-то ахинею типа «вон из класса, больше я Вас терпеть не собираюсь, сообщаю директору и родителям».
Алекс не помнит, кому и что этот старый хрен собрался сообщать – когда он вылетает из класса, его трясёт; ему хочется закончить начатое. Втащить Райли так, чтоб мать родная не узнала. Чтоб он больше никогда, никогда, никогда не открыл свой поганый рот.
– Тупая история. Тупая школа. Тупое всё! – орёт Алекс и с грохотом захлопывает дверцу своего шкафчика – оставил открытым на перемене, забыл учебник. Голова вопит – вторит.
Он уходит в туалет и умывается холодной водой. Долго стоит, опираясь о керамику раковины – сжимает пальцы на бортике так, что костяшки белеют. Смотрит на себя в замызганное зеркало: влажная рыжая чёлка налипает на лоб, глаза дикие, тёмные. Шепчет: «ненавижу, блядь». Выходит, пиная носком кеда пластиковую дверь. Как будто это поможет успокоиться.
Он знает, что не поможет.
Он не считал, сколько раз в этом месяце его оставляли после уроков. Это – просто очередной раз, который он проведёт, играя в гляделки с дежурным учителем в «комнате для заключённых».
Звенит звонок, Алекс возвращается в класс за рюкзаком. Там одноклассники толпятся, учитель пытается перекричать гам – безуспешно. Он тихо сообщает проходящему мимо Райли сквозь зубы:
