Глава 1
Марика
- Да что за невезенье-то, а?
Я печально вздохнула и, достав из сумочки влажные салфетки,
нервным движением обтёрла прилипшую к кроссовкам жидкую грязь.
Грязь, кстати, была повсюду. И я бы не сказала, что это так
погода с дождём подвела. Дело совсем не в ней, просто некоторые
особо торопящиеся домой индивиды в моём лице решили немного
сократить путь и свернули в узкий переулок.
Практически сразу я об этом пожалела. Наверное, когда-то асфальт
здесь всё-таки подразумевался, но было это во времена молодости
моей бабушки, а может, и прабабушки.
В своём нынешнем состоянии переулок выглядел как после бомбёжки:
ямы, рытвины, грязь, мусор, непросохшие после дождя лужи…
- Бр-р-р, за что Ты надо мной так издеваешься? – вскинув голову
вверх, спросила я.
Вопрос был риторический. Я знала, что Он мне не ответит. Но
спасибо и на том, что хотя бы слушает. И, надеюсь, видит.
Он всегда мною гордился, говорил, что я вырасту удивительной
красавицей, и за мной будут толпами ходить женихи. Я смеялась и
бежала к зеркалу. Мягкой расчёской приглаживая растрепавшиеся
каштановые кудри, я рассматривала тёмный разлёт бровей, зелёные
глаза с маленькими вкраплениями-точечками, чуть вздёрнутый нос и
аккуратные губки-бантики.
А после, расставив руки, бежала обратно.Он ловил меня в объятия,
щекотал, целовал в мягкие щёки и шептал, что я Его маленькая
любимая девочка, его сладкая доченька. Много позже я поняла, какой
счастливой была моя жизнь раньше.
Стряхнув непрошеные воспоминания, я огляделась и обошла
недонесённый кем-то до мусорных баков полуразвалившийся пакет, а
затем аккуратно перепрыгнула небольшую лужу.
- Серый, смотри, какая у нас тут фифа скачет! А на мне так
можешь?
Услышав эту тираду, я вздрогнула и обернулась.
- Я не ищу неприятностей. Идите, куда шли, - в пустом переулке
мой голос звучал приглушённо и даже почти не дрожал, хотя истерика
уже подкатила к горлу.
«Дыши, Ма́рика, дыши, - мысленно повторяла я про себя. – Ничего
страшного. Это же обычная шпана. Они далеко, а до конца переулка
всего пара десятков метров».
Повторяя про себя эти слова, как
мантру, я сделала несколько осторожных шагов в сторону выхода.
Гопники переглянулись и рванули ко мне. Почти не сомневаясь, что
ничем хорошим это не закончится, я развернулась и побежала.
Несколько шагов, чужое дыхание в
затылок, резкий рывок за запястье, глухой удар всем телом о
кирпичную стену – и всё, мою жизнь можно считать конченой. Я знала,
что будет дальше.
О намерениях парней
свидетельствовали их наглые руки, которые рвали на мне тонкую
летнюю блузку и расстёгивали пуговицу на джинсах. Все их действия
сопровождались неприличными возгласами:
- Ха, Дэн, глянь, у малышки красный
лифчик! Ты же любишь красный, Дэн?
- А на труселя дашь глянуть, цыпа? А
под труселя?
И гогот, жуткий издевательский
гогот.
Я не кричала, просто не могла. Горло
сжал такой спазм, что не было возможности даже нормально
вдохнуть.
Всё повторялось! Весь когда-то
пережитый ужас, тщательно похороненный в самых глубинах сознания,
возвращался, накрывая тягучей волной, выжигая кислород из лёгких и
сбивая с ног.
Колени подогнулись, руки затряслись,
в голове разлился вакуум. Не было ни единой трезвой мысли, ни одной
разумной идеи, ни-че-го!
Только память услужливо подсовывала
воспоминания пятилетней давности, а визгливый голос матери кричал в
голове:
«Сука, это ты виновата! Ты! Ты его
соблазнила, вертихвостка! Дрянь!»
А я только плакала, прижимала руки к
груди, пытаясь унять нарастающую тупую боль и шептала:
«Мамочка, прости меня! Я не
виновата!»
В этот момент моего отчима под
конвоем выводили из зала суда. Двадцать пять лет строгого режима.
Для пятидесятилетнего мужика – это почти как смертный приговор.
Если он выживет и выйдет из тюрьмы, то от жизни у него уже почти
ничего не останется.
