***
Я сижу, поджав ноги, в старом развалившемся кресле и пытаюсь справиться с дрожью, напротив, поперек дивана, лежит тело, одна рука неестественно закинута на спину, другая свешивается до пола, признаков жизни тело не подаёт.
Я знаю, в таком состоянии пребывать оно будет долго.
В комнате стоит стойкий запах перегара, не спасает даже открытое окно, а еще почему–то пахнет кислой капустой. Странно, никогда у меня не было кислой капусты, или была? Не помню…. Перегнувшись через ручку кресла, пытаюсь поднять одеяло, не выходит, на нём покоится перевернутая тумбочка. Придется встать…
Под столом сиротливо поблескивают остатки будильника. А где мои часы? В сумке, наверное…, а сумка?… Ладно, это потом, сначала телефон…
А он–то где?!!…
Открываю зеркальную дверцу пузатого шифоньера и наощупь шарю внутри, дело непростое, в этот мебельный раритет много чего напихано, наконец, нахожу аппарат, включаю его в розетку и набираю номер службы времени.
–Шесть часов три минуты,–возвещает дребезжащий женский голос.
Странно, почему всегда, кажется, что дама недовольна? Наверное, это ей наказание за особо тяжкие грехи. А, что? Все на лесоповале, а она «ходиками» работает, еще неизвестно, кто быстрее взбесится. А вдруг, это изощренный вид пытки? Для предателей Родины, например.
А тело на диване лежит всё в той же позе: неуклюжее бревно, зарывшееся в месиво простыней.
С улицы тянет мартовской непогодой, снег, дождь, ветер. Окно…, надо бы его закрыть, но между мной и подоконником два перевернутых стула, сломанный табурет, поваленная тумбочка и куча битого стекла, с минуту потоптавшись в нерешительности, плетусь в кухню.
Соседи по коммуналке спят. Вернее одна соседка, тетка Дуня, сестра её тетка Лена опять ночует у подруги, а племянник Гришка появляется в квартире только во время сильных запоев, в такие дни у его сожительницы сдают нервы, и она выставляет Григория вон.
На кухне я сую чайник под кран, зажигаю все четыре конфорки и начинаю искать, чего бы заварить. После тщательного обследования обнаруживаю полпакета макарон, сушки и пачку сухой горчицы. Горчицу заваривать не хочется.
Малость поразмыслив, направляюсь в комнату соседки.
Тетка Дуня запирает дверь только, когда уходит из квартиры, но я всегда знаю, где найти ключ, причем, знаю об этом только я, с родственниками старуха не ладит. Тетка Лена пронырливая баба себе на уме, а о Гришке вообще говорить не приходиться, он из той категории алкоголиков, которые упившись в дрова, активно терроризируют окружающих, хотя по натуре Григорий человек тихий, потому даже в наивысшем «нажоре» никогда не распускает руки и не пристаёт к посторонним. Меня он не трогает, а вот бедной тетке достаётся. Обычно Гришка бегает по квартире в одних трусах, так и норовящих соскользнуть с мосластых чресл, и предъявляет ей счет за все обиды, которые когда–либо нанесла ему жизнь. В таких случаях, его хитрая мамаша моментально испаряется в соседний подъезд к подруге, а вот несчастной Евдокии Степановне деваться некуда. Она даже не может закрыться у себя комнате, от этого Гришка еще больше свирепеет и хватается за топор. Пару раз он разносил теткину дверь в щепу, вот поэтому–то бабка Дуня и держит ее незапертой.
Я аккуратно открываю соседскую дверь, пару минут привыкаю к сумраку, потом лезу в буфет. Пачку чая нахожу практически сразу и уже собираюсь ретироваться, как вдруг замечаю свою сумку (ну, конечно же, сама вчера оставила её у бабки). Машинально делаю шаг вперед, на что–то натыкаюсь и слышу «хрустальный» звон… Так…, ясно, бутылки. Сдавать приготовила, то, что от грохота старуха проснется, шансов мало. Она полностью глуха на левое ухо, да и правым слышит не очень, а вот свет в комнате включать не стоит, значит, придется идти за спичками.
