Тик-так… Тик-так… Тик-так…
Сколько себя помню, я всегда жила под это равномерное тиканье
больших деревянных часов 19 века, что висели на различных стенах
ещё задолго до моего рождения. Резные, покрытые лаком. С ажурными
стрелками, скользящими по циферблату из слоновой кости. С
маятником, неустанно снующим то вправо, то влево.
Мне всегда доставляло особое удовольствие заводить их маленьким,
стёршимся от времени стальным ключиком. Девочкой казалось, что не
просто запускаю механизм, а жизнь всего мира. И если я не сделаю
несколько поворотов ключом, то всё движение вокруг остановится
вместе со временем. Взрослой уже стала бабищей, а до сих пор это
чувство “запускания мира” никуда не делось. Да… Старушка умереть
может, но ребёнок в ней - никогда!
Тик-так… Тик-так…
Скольким же поколениям людей они отсчитывали жизнь? Сколько
судеб прошло под это тиканье? Неважно. Моя тоже пройдёт. А часы
продолжат отсчитывать вечность.
Тик-так…
Отчего-то память перенеслась на полусотню лет назад. Как же
давно это было, и как рядом всё.
Мне шесть лет. Почему-то в доме занавешены все зеркала, а мама
плачет, глядя на фотографию папы. Вообще-то он не родной папа, и
его можно называть дядей Колей, но как впервые увидела, сразу
захотелось, чтобы он был моим. Потому что весёлый.
И мама с ним всегда весёлая была, и я. Особенно, когда папа Коля
катал меня на санках или устраивал семейные бои на подушках. А ещё
он делал улыбающуюся яичницу из рта-сосиски и двух желтков-глаз.
Тогда мне это казалось настоящим кулинарным чудом!
Потом он уехал надолго работать, и больше мама так красиво не
улыбалась. Я часто подсматривала, как она сидит и плачет, держа в
руках золотую звёздочку, что подарили папе Коле посмертно дяденьки
в военной форме. Зачем такие подарки?
Конечно, со временем я узнала, что значит эта звезда, но
тогда…
Моя мама врач. Вернее, хирург в военном госпитале. Так как у нас
нет родственников, то она часто брала меня с собой, если соседка не
могла присмотреть. Поначалу всякие грозные дядьки и тётки со
смешным названием “бараны начальственные” ругались, что ребёнок
находится в неположенном месте и должен сидеть дома. Но мама их
посылала на какой-то хутор. Говорила, что если они такие умные, то
пусть сами и стоят на операциях, а она пойдёт со мною нянчиться.
Вскоре от нас отстали.
Так я практически поселилась на маминой работе. Приходила делать
уроки и даже частенько ночевала на узкой кровати в ординаторской. В
десять лет уже помогала медсёстрам и санитаркам с молчаливого
одобрения мамы. До того стала своей, что в пятнадцать даже один раз
допустили помогать при операции, когда прибыл целый борт с тяжёлыми
ранеными. А у нас, как назло, с температурой слегла половина
медсестёр. Да, всё на уровне принеси-подай и под руку не лезь. Но
ведь похвалили после этого!
Так что, когда окончила школу, я уже чётко знала, кем буду.
Врачом! Не просто врачом, а врачом-хирургом! Как мама! Как её
коллеги, рассекающие по больнице с важным видом, но среди своих
превращающиеся в весёлых, немного безбашенных людей со своеобразным
чувством юмора.
К несчастью, сломавшийся каблук на лестнице в парадной
перечеркнул мои радужные планы. Открытый перелом правой руки... И
пусть я восстановилась, но о хирургии пришлось забыть: через
пятнадцать минут напряжённой работы начинали неметь пальцы.
Но от мечты не отказалась. И всё-таки стала врачом, пусть и
другой специализации.
Мама тяжело заболела, когда до выпускных экзаменов оставалось
чуть меньше курса. Рак. Сгорела быстро…
Самые страшные дни в моей жизни! Не знаю, как тогда не
сломалась. Помогла учёба. Вгрызалась в неё с остервенением
голодного человека, дорвавшегося до тёплого свежего хлеба. Я
обязана стать врачом! Мама должна увидеть меня в белом халате!
Пусть даже с небес…
