Несмотря на то, что солнце уже стояло высоко в небе, всё ещё было свежо и прохладно после ночного дождя. Роман шёл неторопливо, внимательно глядя по сторонам и радуясь тому, что видел вокруг себя. Скоро, совсем скоро весна передаст свои права лету. Ещё несколько дней – и молоденькая листва окончательно распустится, нежно-зелёная травка потеряет свою первоначальную яркость и новизну, а в воздухе отчётливо запахнет пылью. Да, надо торопиться. Надо успеть запечатлеть этот последний, тончайший переход, когда весна уже не весна, но ещё и не лето. Он любит такие нюансы, невидимые обычному человеческому глазу. И не только весной. Больше всего – осенью. Иногда осенью бывают дни, которые настолько напоминают весну, что от этого теряется ощущение реального времени. Да, природа та ещё обманщица. Она, как и человек, может и подшутить, и поводить за нос, и преподнести неожиданные сюрпризы.
Роман остановился, вынул из чехла фотоаппарат и принялся фотографировать, да так увлёкся, что не сразу понял, что где-то кричат. Перестав щёлкать, он прислушался. Голоса людей и шум работающего двигателя неслись именно оттуда, куда он держал сегодня свой путь. Роман удивился: раньше в той стороне всегда было очень тихо, безлюдно. Редко кого встретишь, ну разве только чересчур любознательного туриста да рыбака, пользующегося этой дорогой, чтобы накопать червей и сократить путь. Продолжая прислушиваться, Роман медленно двинулся туда, где продолжали шуметь.
– Неужели, Василь Митрич, точно нельзя было определить, где следует копать? – громко возмущался мужской голос. – Ну и что мне теперь с этим добром делать?
Подойдя поближе, Роман увидел замерший экскаватор с продолжавшим работать двигателем и поднятым кверху ковшом. Неподалеку лежала куча новеньких длинных труб. Несколько мужчин, одетых в одинаковые рабочие спецовки, стояли возле развороченной земли и смотрели на вырытую яму. Напротив, с другой стороны ямы, находился ещё один человек (видимо, он и был Василь Митрич) и, разведя руки в стороны, растерянно оправдывался:
– Кто ж знал, что они здесь окажутся. Вроде бы их здесь и не должно быть. Они ж с той стороны должны лежать вместе со всеми.
В это время мимо рабочих с криками и громким смехом промчалось несколько деревенских ребятишек. Один из них, бежавший впереди всех, держал в поднятых руках человеческий череп.
– А ну повороти! – неожиданно гаркнул вслед мальчишкам кто-то из рабочих. – Повороти назад, кому говорю!
Мальчишки нехотя остановились, и их предводитель, повернувшись, понуро поплёлся назад. Остальные двинули за ним.
– Положи туда, откуда взял! – строго приказал рабочий подошедшему пареньку. – Это ж тебе не мяч! – назидательно добавил он, когда подросток выполнил его требование.
Назад мальчишки шли уже без прежней радости и задора. Обойдя коммунальщиков, они медленно побрели по тропинке. Когда пацаны поравнялись с Романом, он спросил у них:
– Что там случилось?
– Да мертвяков раскопали, – ответил один из ребят.
– Мертвяков? – удивлённо переспросил Роман.
– Да, – кивнул мальчишка и махнул рукой. – Покойников.
Проводив взглядом деревенских ребят, Роман решил подойти поближе, но в это время тот самый рабочий, который своим грозным окриком разрешил ситуацию с черепом, повернулся и, увидев его, закричал:
– А ты что тут делаешь? Нечего здесь ходить! Марш отсюда! Не на что здесь глазеть! Самим тошно, – последнюю фразу мужчина произнёс уже не таким рассерженным тоном и снова повернулся к своим товарищам, которые по-прежнему продолжали стоять и молча разглядывать то, что было у них под ногами.
И всё же, несмотря на столь строгое предупреждение, Роман приблизился к этой задумчиво стоящей группе и, осторожно выглянув из-за спин, вдруг увидел несколько развороченных могил, в кирпичных кладках которых лежали скелеты. На некоторых из останков даже виднелись лоскутки бархатной одежды, расшитой золотыми нитями. Потрясённый увиденным, Роман невольно шагнул назад, как вдруг почувствовал, что под правой подошвой что-то слабо хрустнуло. Он присел и увидел вдавленный в песчаную землю круглый предмет. Роман поднял его, аккуратно стряхнул землю и увидел, что это большая пуговица, усыпанная мелкими белыми и красными камешками. В центре пуговицу украшал цветок, похожий на ромашку, а по окружности отчетливо читалась надпись, сделанная латинскими буквами: «Жан Вержен. Санкт-Петербург». «Интересно, что мог забыть в далекой Сибири француз?» – подумал Роман и положил в карман куртки пуговицу.
